— Твой никудышный двинутый братец-левак решил, что негоже оставлять своего старика в стороне в момент триумфа. Пригласил-таки меня на свою вечеринку!

— Ух ты, здорово! — сказала я, не скрывая сомнения.

— Что-то ты не очень рада.

— Там будет мама, — сообщила я.

— А то я не догадался, — хмыкнул папа. — Что, и ее новый мужик тоже явится?

— Об этом тебе придется спросить у нее.

— Ладно, проехали. Что хоть он собой представляет, этот Трентон Кармайкл?

— Главное, мама с ним, кажется, счастлива.

— Дай угадаю почему… Видимо, ему только что сделали лоботомию. Но я другое хочу тебе сказать: это каким же надо быть поганым БАСПом[108], чтобы назвать своего сына Трентоном!

— Просто кто-то, видимо, питал странную любовь к Нью-Джерси[109]. Но ты не сказал мне главного, что я должна знать.

— Это что же?

— Что ты думаешь про книгу Питера?

— Ну, могло быть намного хуже, верно? То есть когда я прочитал по первому разу, то подумал: ну и сукин же сын этот мальчишка, изобразил меня этаким закоренелым консерватором. Но потом дал почитать одному из наших младших админов и попросил его честно, без утайки сказать, что он об этом думает, типа, говори, как есть… Одним словом, этот чувак — Дик Халлиган, классный парнишка — мне и говорит: «Вам должно быть приятно, что ваш сын так о вас написал. Показал вас не каким-то злодеем, а типа истинно верующим в Наш Образ Жизни. Да, вы производите впечатление упрямца, человека, с которым сложно спорить по политическим вопросам, а также большого бабника. Но ведь благодаря всему этому вы выглядите крутым». Представляешь, он прямо так и сказал «крутым».

— Значит, тебе понравилось?

— Меня же увековечили в истории… или как?

Я невольно улыбнулась. Через несколько дней, лежа в постели, я пересказывала эту историю Тоби, и он заметил, что если бы книгу издавал он, то постарался бы больше осветить именно динамику отношений между отцом и сыном, а Питер, проявив оригинальность, создал образ отца, не обвинив его ни в чем.

— Мой отец в свое время служил военным врачом, сначала в Лондоне, а затем во Франции после высадки союзных войск в Европе, — рассказал Тоби. — Он так никогда и не смог забыть об этом. Никогда об этом не говорил, хотя, видит Бог, уж я-то постарался вытрясти из него все истории, какие он только знал. Но эти воспоминания отец держал за закрытой дверью. Дело в том — и я интуитивно чувствую, что твоего отца преследует то же самое, — что мирное время для ветеранов войны стало кошмаром. Жена, дети, ежедневная работа и чувство чудовищной опустошенности после тех роковых, драматичных событий на чужой земле, когда каждый день мог стать последним… мой отец так никогда и не смирился с этой рутиной. Надо было мне усвоить его уроки.