В контексте постмодернизма деспецификация эстетики выглядит чем-то естественным, едва ли не единственно возможным. «В глобальной системе интертекстов и смысловых лабиринтов исчезает какая-либо специфика, в том числе и эстетическая». «Уже сегодня достаточно ясно наметились тенденции перерастания ее (эстетики. – В. К.) в некую гипернауку, которая постепенно втягивает в себя основные науки гуманитарного цикла (филологию, теоретическое искусствознание, отчасти культурологию, семиотику, структурализм) и активно использует их опыт и достижения многих других современных наук»[497].

В результате всех этих процессов мы и имеем ситуацию «утраты эстетикой специфики своего предмета».

Но так ли уж непоправима и безотрадна судьба баумгартеновской науки в действительности? Мне кажется, и в нынешних условиях возможно сохранить определенность в понимании границ эстетики.

Прежде всего, необходимо вспомнить, что изначальное самоопределение эстетики было связано с антитезой чувственного-рационального. (Правда, для приверженцев постмодернизма это не аргумент, бинарные оппозиции они на уровне теории отрицают. Но на практике все же охотно к ним прибегают – например, жестко противополагая нонклассику классике. Не посчитаем зазорным и мы обратиться к одной из антитез, способствовавших обособлению эстетики). Антитеза чувственного-рационального имеет несколько аспектов; главным из них было противопоставление дискурсивной логике рационализма – «смутности» суверенного чувственного познания, реализуемого главным образом в искусстве, художественном творчестве.

У Баумгартена антитеза чувственного-рационального занимает особое место. Это она позволила ему разделить целостную познавательную сферу на две части, два уровня, обозначив предмет новой дисциплины. В то же время взаимоотношения этих начал не исчерпываются у него одной оппозиционностью. Между чувственным и рациональным, эстетикой и логикой существует, по Баумгартену, аналогия. В сущности, они взаимодополнительны. Когда же Баумгартен переходит к непосредственному освещению художественно-творческого процесса, становится очевидным, что оба начала участвуют в нем, взаимоопосредуя друг друга. О нераздельности для Баумгартена чувственного и рационального в сфере искусства говорит использование им таких синтетических выражений, как «эстетический ум», «прекрасно мыслимое» и т. п.

С другой стороны, над практикой искусства, художественного творчества надстраивается ее теоретическое обоснование, т. е. наука. «Эти способности не являются противоположностями»[498], – считает Баумгартен. Сам термин «искусство» основатель эстетики употребляет в значении, близком аристотелевскому, подразумевая под ним теорию искусства. Наконец, принципиальная особенность эстетики, по Баумгартену, в том, что она строится не «снизу», а «сверху», с установления общих принципов художественного творчества; это и делает ее философской наукой, «как бы Полярной звездой» для всех отдельных искусств и их теорий.