Но продолжим далее тему преодоления идеологизма. Идеологическое видение мира всегда более или менее односторонне. Но это не значит, что ради какой-то бесцветной, безвкусной «культурной общезначимости» следует жертвовать определённостью идейной позиции, естественной человеческой пристрастностью, глубоко социальными и одновременно глубоко личными убеждениями. Нет. Речь идёт лишь о том, что монолог культуротворческой личности должен всё же чем-то отличаться от монолога политика-ультрарадикала. В нём не всё должно быть от политики и идеологии, а кое-что и от культуры. Подлинная культура немыслима без учёта оправданного разномыслия по одним и тем же вопросам (не исключая самых принципиальных и фундаментальных). Деятель культуры может иметь те или другие социально-политические взгляды, но он не вправе терять объемность, многосторонность видения, альтернативную «голой» партийности.

Так, отвечая на вопросы анкеты журнала «Вопросы литературы», И. Б. Роднянской, право, стоило бы задуматься над тем, за что, по каким конкретным основаниям Государственная Дума, состоящая из разных депутатских фракций, ставила вопрос об импичменте президента Ельцина. И почему далеко не все российские интеллигенты могут сказать о нём, как она: «Это моя власть». С. С. Аверинцев осознал необходимость такой саморефлексии (см. эпиграф к нашей статье), И. Б. Роднянская – к сожалению, нет.

Преодоление идейной замкнутости, «монологизма» и идеологизма – проблема многоаспектная, трудная. Трудная даже психологически. Ведь часто приходится перебарывать не только односторонность, тенденциозность оппонента, но и себя самого, своё собственное нежелание погружаться во враждебное, как бы против тебя лично заострённое содержание. Это никому и никогда не давалось легко, без усилий.

Как курьёз, приводят цитату из «Полемических красот» Н. Г. Чернышевского: «Я чувствую себя настолько выше мыслителей школы типа Юркевича, что решительно нелюбопытно мне знать их мнение обо мне». Статью такого оппонента, как П. Д. Юркевич, считал он, незачем и читать, зная наперёд, что в ней написано, – «по своим семинарским тетрадкам»¹.

Другой по-своему яркий пример – Лев Толстой как читатель сочинений Ф. Ницше. В письме В. В. Стасову от 31 июля 1902 года писатель просил своего корреспондента прислать ему, с целью полемического опровержения, какую-нибудь яро-антихристианскую выдержку – ну, хотя бы, из сочинений Ницше. «Я читал Ницше, – извиняется Толстой, – но с таким отвращением, что не помню, где это сказано»² (В самом деле, легко ли было христианину читать «Антихриста»?!)