Известное распространение получили также политизированные модели новоязычества. В публикациях определенной направленности уже давно стало общим местом обвинение христианства (православия в том числе) в «тоталитаризме», проистекающем, по мнению данного круга авторов, из самого принципа монотеизма, из самой идеи личного Бога. Новоязычество с его политеизмом ассоциируется в сознании таких авторов, напротив, с демократическим плюрализмом, с обретением свободы. Подобные инвективы и антитезы можно встретить у воинствующего «культурплюралиста» М. Сокольского[691], даже у лауреата Нобелевской премии И. Бродского[692]. Здесь не место вступать в полемику по данному поводу, доказывая, что подобные вердикты бездоказательны, произвольны.

В качестве противовеса подобной культурной апологетике новоязычества, православные критики данного феномена подчеркивают связанные с его распространением негативные последствия. В частности тот факт, что, отпадая от христианства, неофит «новой религии» зачастую попадает в ловушку одной из тоталитарных сект. Здесь тоталитаризм уже не ассоциативно-метафорический, а самый реальный. Авторитет единого Бога и церкви заменяется духовным господством предводителя секты или деноминации, иногда господством изуверским. Православные критики новоязычества обращают внимание и на то, что претензии новоязычества на статус религии весьма сомнительны. (Характерно в этом отношении название одного из вариантов «неогуманистической», искусственно созданной религии: «религия без откровения»[693]). Через новоязыческое сектантство «мы неизбежно скатываемся к обожествлению твари…», – предостерегает верующих отечественный богослов А. Дворкин[694]. И действительно, «новоязыческий ренессанс» приводит больше к культу человеческого тела, к пропаганде здорового образа жизни, паранаучным методам терапии и т. п., нежели к совершенствованию духовности в ее высших проявлениях.

Наибольшее число идеологических спекуляций вокруг новоязычества связано с проблемой выявления субъекта – носителя подобных тенденций, с их проекцией в социально-политическую сферу.

Религиовед Б. Фаликов, наблюдая активизацию в России, особенно в молодежной среде, новоязыческих проявлений, спрашивает: «Кому выгодно?» Ответ, по его мнению, однозначен. В современной России есть, считает он, только один сугубо заинтересованный в том социальный субъект, один главный источник новоязычества – «русские, славянские расисты». Почему «русские, славянские»? Потому, что именно эта, численно большая категория населения, противодействуя благому делу «денационализации», устремлена в день вчерашний: живет мечтами о возрождении былого величия, «консервирует» свою национальную идентичность, в государстве видит защитника общих интересов. («Главное, чтоб держава крепла», – пародирует лексику «обвиняемых» теоретик-культуролог). А почему «расисты»? Потому, что от национально-культурной самобытности, полагает Б. Фаликов, только один шаг до идеи природнобиологической исключительности (расизм); укрепление же национальной государственности практически равнозначно фашизму. При следовании такой логике понятие «расист» получает предельно расширительное толкование. Под него подводятся фактически все, кто не принадлежит к числу крайних «западников», таких, как Б. Фаликов. Вопрос ставится ребром: ты либо западник, либо «крутой славянский расист». Третьего не дано…[695]