Кризис идентификации человека современной эпохи состоит в том, считает Салецл, что его (человека) связи со всеми традиционными авторитетными институциями оказались ослабленными или полностью разрушенными. Человек очутился во власти безбрежного постмодернистского плюрализма. Он получил возможность свободно, произвольно выбирать импонирующий ему свой образ, неограниченно экспериментировать с этим образом, «играть со своей идентичностью»[822]. Это, с одной стороны, есть то благо, которое несет с собой разрыв с традиционным обществом, эпоха глобализации. Но, с другой стороны, неопределенность, безосновность предстоящего выбора ввергают человека в мучительное состояние растерянности, которое может толкнуть его, по закону контраста, к самым крайним проявлениям традиционности, к актам регресса. Не только архаический ритуал клитородиктомии, но и модернистский боди-арт, постмодернистский пирсинг, вообще тяга к телесным повреждениям являются реакцией на утрату духовной идентификации, своего рода компенсацией за эту утрату. Это – оборотная сторона кризиса идентификации. Но его лицевой и главной стороной, утверждает Салецл, является все же необычайно расширившаяся свобода выбора своей идентичности.

В современной России проблема идентичности стоит особенно остро ввиду того, что процессы глобализации осуществляются здесь в самых радикальных формах и при большом энтузиазме со стороны определенной категории участников. Но вот парадокс: идентификация в современных условиях многими теоретиками глобализации интерпретируется так, что идея расширившегося выбора из нее фактически устраняется. Главный выбор «всеми нормальными людьми» уже сделан, говорят глобалисты, – в пользу нового мирового порядка, основанного на достижениях и ценностях Запада, доказавших свою общечеловеческую, универсальную значимость.

Но не все так просто.

Западная цивилизация (она сейчас, после разрушения СССР и вхождения России в мировую рыночную экономику, стала для нас куда как доступнее и ближе) – это, конечно, успешно реализованный социальный проект. Его достижения в обеспечении высокого жизненного уровня значительной части населения, в развитии демократических институтов, обеспечении прав и свобод личности очевидны. Они служат важными ориентирами для других народов и стран при выборе ими своих собственных путей развития.

Но нельзя забывать, что на Западе существует весомая, влиятельная традиция критики собственной цивилизации, ее врожденных или благоприобретенных пороков и язв. Достаточно сослаться на труды представителей Франкфуртской школы социологии, на англо-американскую ветвь социального критицизма (Б. Рассел, Дж. Оруэлл, О. Хаксли, Э. Тоффлер и др.). Кстати, этот непрекращающийся мониторинг состояния социального субъекта помог западному капитализму познать и преодолеть многие свои болезни и кризисные состояния, показав способность адаптироваться к новым вызовам истории. В Советском Союзе открытые формы такой самокритики общества глушились по идеологическим соображениям, а на глубокие закрытые социально-критические исследования тогдашняя элита – и политическая, и научная – либо вообще не отваживалась, либо никак не реагировала.