Джон казался себе незаметным. Он медленно обошел площадь, все время оглядываясь по сторонам, готовый убежать в любую минуту, но никто не смотрел на него, ничего не хотел. Он прошел вдоль бесконечного фасада Palacio National[86], углубился в изучение рельефа на соборе, прошелся через аркады, где расположились магазины, в которых продавались украшения или шляпы, ничего больше. Однажды он остановился перед витриной и задумчиво стал рассматривать украшение, лежавшее в ней, словно золото ацтеков, когда полная матрона с завитыми волосами вложила ему в руку несколько монет, настолько уверенно, что он не отважился возразить. За них на одном из лотков на перекрестке он получил тако, которое проглотил с волчьим аппетитом, а потом ощутил, что оно легло в желудок, словно кусок бетона.

Он чувствовал себя невидимым и удивительным образом свободным. За прошедшие недели с него, похоже, слетела вся шелуха цивилизации, все эти надоедливые правила личной гигиены, бесчисленные обязательства совместной жизни, которые он помнил только как нечто, что когда-то относилось к кому-то другому, о чем он только слышал. Делать было нечего, но ему не было скучно, он был доволен, что может присесть где-то, прислонившись спиной к стене, и спокойно смотреть в никуда. Время от времени он испытывал телесные потребности, но как-то приглушенно, как будто тело решило предоставить ему выбор, удовлетворять их или нет. Голод, жажда, усталость – все это было, да, но держалось где-то на заднем плане, никогда не становилось навязчивым или требовательным. Он находился в состоянии гармонии с собой и миром, которого не испытывал никогда, и почти хотел, чтобы Пол не приехал.

Но в какой-то момент он оказался там. Эта худощавая фигура в очках, которую ни с кем не спутаешь; он стоял перед главными вратами собора и, не обращая внимания на историческое строение, обыскивал взглядом площадь. Джон со вздохом поднялся и побрел к нему по широкой дуге, не привлекая к себе внимания, пока незаметно не добрался до друга.

– Привет, Пол, – произнес он.

Пол Зигель обернулся и уставился на него, сначала недоверчиво, потом, чем дольше смотрел, все более недоуменно.

– Джон?.. – прошептал он, так вытаращив глаза, что стало казаться, будто они держатся только благодаря стеклам очков.

– Неужели я так изменился?

– Изменился? – задохнулся Пол. – Боже мой, Джон, ты выглядишь словно факир, спустившийся с Гималаев после двадцатилетней медитации.

– И воняю как работник канализации, полагаю.

– После двадцати лет работы в канализации, да. – Он покачал головой. – Какое счастье, что я взял автомобиль напрокат.