А еще тетушка Бу оказалась вознесенной на что-то вроде пьедестала. Теперь она может делать все, что ей угодно, и даже распоряжаться другими. Да, страх перед смертельной болезнью, умноженный на чувство вины всех членов семьи, способен творить чудеса. Та же самая волшебная сила чудесным образом удалила воспоминания о печеньях с травкой, живописи в стиле «ню» и прилюдном указании мужу конкретной точки назначения из семейного хранилища, где копились подобные проступки, чтобы использоваться для воспитания непокорных.

Правда, в памяти самой Шейлы Бу все же кое-что осталось, потому что под действием тяжелых обезболивающих она спросила, не осталось у нас этих брауни и нельзя ли договориться с медсестрами, чтобы в капельницу ей добавили немного конопли. И я готова поклясться, что Ронни Чача принес ей в больницу косячок, чтобы «помочь справиться с болью». По-моему, дядюшка Балли отчаянно нуждался в пинке, который получил тем вечером в отеле. Он был нужен еще десять лет назад, но, как говорится, лучше уж поздно, и все такое.

Да, а еще Шейла Бу записалась на еще один съезд, посвященный искусству, на который поедет сразу после химиотерапии. На этот раз никакой обнаженной натуры, только абстракционизм. Я проверила. Никто не посмел даже пикнуть в возражение. Потом, когда смертельная раковая угроза минует, они снова обретут голоса, но пока она может наслаждаться свободой!

Мне только не понятно, почему нам так нужно всерьез заболеть или пережить другое, меняющее жизнь событие, чтобы прекратить мешать другим воплощать мечты? Как могла бы сложиться наша жизнь, если бы нам не приходилось бороться с родными, культурой, традициями и общественным мнением, отстаивая право на себя?

После перенесенной тетушкой Шейлой операции и моей расторгнутой помолвки моя семья вынужденно погрузилась в нормальное состояние. Они до сих пор считают срыв свадьбы моей неудачей, но в Городе Громогласных Дверных Звонков невозможно подолгу держаться за свою боль. Каждые пять минут наши двери распахиваются, впуская слуг, соседей, курьеров и родственников, требующих внимания. Все хотят обсудить «отложенную» свадьбу, хоть и не принимают щадящей формулировки, потому что сорока уже давно разнесла на хвосте новости по всей округе: Лалит помолвлен с Лопи. Мама с папой изображают гордость, говоря: «Посмотрите на нашу умницу-дочь, из всей компании именно она была выбрана для стажировки в Нью-Йорке!» Что, конечно, не совсем правда, но окружающим ведь не обязательно об этом знать?

Разумеется, мне попало от мамы за отмену свадьбы всего за три недели до события, несмотря на то что ни я, ни Лалит не хотели этого союза. Папа тоже пытался меня игнорировать, но его хватило только на один день. Мама продержалась целую неделю, и это была самая долгая обида за всю историю наших с ней отношений. Папе и без того хватило забот с отменой заказов у поваров и священника, письмами приглашенным, но самое интересное, что эти хлопоты не вызывали у него отторжения. Мне думается, что в глубине души он действительно мной гордится, хотя никогда не скажет об этом вслух. Особенно при маме.