Светлый фон

— Но почему ты взяла?

— А почему ты отказываешь мне в таком праве? — тихо сказала она. — Почему другим можно брать, а мне нет? Ты же сам зарабатывал на проекте! Почему ты не отказывался от денег?

— Да, не отказывался… — Он поник головой, потом повторил нудным голосом: — Да, не отказывался… — И опять поднял на нее недоумевающие глаза: — Но ведь ты совсем другая, я про тебя всегда думал, что ты — святая…

— Я — святая? — Она как-то совсем необычно для себя, с некоторой даже злостью рассмеялась. Помолчала и немного с обидой проговорила: — Почему ты так решил?.. Почему вы все говорите всякие глупости про меня?.. Когда я давала повод, чтобы обо мне так говорили?.. Почему?.. Игоречек, почему вы держите меня за дурочку?.. Я никогда не была святой и никогда не буду… Я маленькое и грешное существо, ты даже представить себе не можешь, какие пустяки меня иногда радуют и представить себе не можешь, какая я бываю… нехорошая и порочная. Да, порочная! Мне, может быть, получить эти деньги было важнее всего на свете… Хочешь знать правду? Я сама, как только случайно узнала, что он продал дом, сама прибежала к нему сегодня утром и, считай, вымолила у него эти деньги… Потому что я подумала: как же так, я опять останусь у разбитого корыта, а помочь — никто никогда ничем мне не поможет. Одни только разговоры…. Вокруг всегда так много хороших друзей. Но никому нет дела ни до меня, ни до Ляльки. — Голос ее сорвался, она заплакала: — Всем вам нужно от меня всегда только одно…

— Тщщ… — пошатываясь, сказал он. — Мне от тебя ничего не нужно.

Он, не допивая оставшееся пойло, отбросил бутылку за крыльцо в пожухлую осеннюю крапиву.

И в это самое время испуганный женский голос за спиной заставил Сошникова обернуться навстречу пожилой женщине в большом длинном пальто и в меховой шапке под кубанку.

— Ниночка?.. Что это ты!..

— Ничего, Лариса Алексеевна, — со слезами в голосе проговорила Нина. — Идите домой, у меня все хорошо.

— Но ты плачешь…

— Это ничего, это так.

— А где же Лялечка? — все более твердеющим языком сказала соседка — ее все-таки порядком напугал спутник Нины, у которого лицо было слишком злобным.

— Ляльку я в пятницу вечером заберу… У меня все хорошо, Лариса Алексеевна.

— А что вам, мадам, собственно надо? — вычурно заговорил Сошников. — Вас же просят идти домой. Вы разве не видите, что люди разговаривают? И так беспардонно влезаете!

Женщина словно присела и так — на подогнутых ногах, бочком просочилась мимо Сошникова, ошеломленно глядя на него снизу вверх, юркнула в дверь. Слышно было: там, по коридору, она буквально побежала.