Если принять наивную точку зрения на науку как на механизм получения Единственного Правильного Ответа из доступных нам данных, как в каком-нибудь из рассказов о Шерлоке Холмсе, то эта идея выглядит обескураживающей. (Да и вся эта книга, конечно, обескуражит любого, кто такой точки зрения придерживается.) Ведь если чисто внешние обстоятельства могут оказывать столь серьезное влияние на фундаментальную физику, то можно ли найти хоть что-то в науке, что может остаться в стороне от таких обстоятельств? И конечно, дело не ограничивается проблемой основ квантовых принципов: вся наука в целом уязвима, подвержена влиянию «человеческого фактора» и того, что происходит в разнообразных сферах человеческой деятельности – политики, истории, культуры, экономики, искусства. С этим согласится большинство ученых. Но одно дело – соглашаться с абстрактным существованием в науке вненаучных факторов, и совсем другое – столкнуться с конкретным примером действия этих факторов. Сама мысль, что нечто столь всеобъемлющее и основополагающее, как копенгагенская интерпретация, способно оказаться доминирующим по случайным и не имеющим прямого отношения к науке причинам, может быть поистине страшной, особенно для тех, кто посвятил физике всю свою жизнь без остатка. Ведь если пожертвовать «копенгагенской идеей», «тогда у вас появляется выбор из нескольких возможностей, а если их несколько, то как решить, какую из них выбрать? – спрашивает Дорин Фрэзер, специалист по философии физики из университета Ватерлоо. – Не будет ли ваше решение определяться вашими предрассудками о том, что интересно и что неинтересно? Вообще-то, в значительной степени дело обстоит именно так, но признаться себе в этом как-то неловко»[706]. Эта неловкость, этот страх перед выбором – еще одна причина соблазнительности принципа «заткнись и вычисляй» для физика. Но если мы поддадимся этому страху, нам будет труднее увидеть, откуда берутся наши предрассудки.

В их число входит множество факторов, роль которых обсуждалась в этой книге: политические соображения, принципы финансирования, идейная атмосфера того или иного места и времени, да и просто межличностные отношения и споры. Многие из таких тенденций проявляются в нашем повествовании и подспудно, не выступая на первый план. За тридцать лет до Белла несостоятельность доказательства фон Неймана показала математик Грета Герман, немка. Однако в то время, в 1935 году, никто этого не заметил. Не потому ли, что она была женщиной? Ведь женщины тогда, как правило, даже не допускались к преподаванию в университетах. Мы уже видели, как специализация в области оснований квантовой физики становилась клеймом, способным погубить профессиональную карьеру любого физика. Нетрудно представить себе, что таким же клеймом, с которым вам не было ходу в науке и в академической среде в целом, мог быть ваш пол или цвет кожи – поэтому в нашем рассказе вы почти не встретите женщин или людей, не относящихся к белой расе. Наука все еще пропитана предрассудками – в отношении не только идей, но и людей.