Прежде бросали в почтовый ящик анонимки. А теперь тайком делают подарки? Я взвешиваю пакет на руке, проверяю, не приклеена ли к нему записка. Нет, ничего. Осторожность подсказывает, что внутри может быть взрывчатое вещество, да только кто я такой, чтобы заслужить внимание банды террористов? ЭТА уже прекратила свое существование. Может, мои ученики так подшутили? Может, там коробка с экскрементами или что-то в том же роде?
Вместо того чтобы развернуть обертку, я набираю номер Хромого. Меня мало волнует, проснулся он или нет к этому часу. Его голос и на самом деле звучит как у человека, который еще минуту назад спал мертвым сном. Я спрашиваю, сказал ли он Агеде, где я живу. Он злится:
– Я же дал тебе слово, что не скажу. За кого ты меня принимаешь?
Мне не хочется рассказывать ему про пакет на коврике перед дверью. После нашего с ним разговора я решаюсь развернуть подарочную упаковку. Но если честно, опасения у меня остались. Поэтому кладу пакет на пол на лестничной площадке и отхожу на пару метров. Остается надеяться, что сосед из квартиры напротив не подсматривает за мной в глазок. Прижимая пакет к полу палкой от швабры, я наконечником зонта сдираю бумагу, пока не показывается книга – да, вне всякого сомнения, это книга. Только тогда я отказываюсь от мер предосторожности. В руках у меня «Евагелие от Иисуса» Жозе Сара-маго. Я по-прежнему ничего не понимаю. Книга в приличном состоянии. Раскрыв ее, вижу дарственную надпись, сделанную синими чернилами. Указана и дата – это было двадцать семь лет назад.
Тони – моему сокровищу, моей любви и моему философу. Много раз целую Агеда
Апрель
Апрель
1.
Квартира Агеды была до такой степени забита коробками, сумками и всяким барахлом, что нам с ней пришлось сесть на кухне. Там, в углу, рядом с ведром и шваброй, для толстого пса были поставлены две миски – одна с водой, другая с кусочками сухого корма. Испугавшись, как бы Пепа не соблазнилась его едой, он быстро все проглотил.
На столе я увидел приборы для трех человек, а сбоку – свою фарфоровую вазу с одинокой грушей на дне. Агеда повела себя более радушно, чем ее пес, и спросила, не хочу ли я поужинать. Я ответил, что нет, не хочу, и вообще заглянул к ней ненадолго. Выпить чего-нибудь я тоже отказался. До кухни доносился звук работающего фена. Агеда вернулась к тому, чем занималась до моего прихода. Поставила на газовую плиту сковороду, налила туда масла и собралась жарить баклажаны. Обваляв в муке, подхватывала кружок вилкой, обмакивала во взбитое яйцо и опускала на сковороду. Как я заметил, бинт с руки она уже сняла. Мне было приятнее смотреть на ее ступни, пусть и с почерневшими подошвами, чем на заметные швы на тыльной стороне ладони.