27.

Вот и вернулись стрижи. С тех пор как минувшей осенью они улетели на зимовку в Африку, я редкий день, шагая по улице, не бросал быстрого взгляда на небо, заведомо зная, что ничего там не увижу. Чаще всего действие было неосознанным и объяснялось ожиданием, которое, хоть и не занимало главного места в моих мыслях, все эти месяцы жило во мне.

Уже во время недавних каникул на Святой неделе меня несколько раз кольнуло предчувствие, что вот оно, наконец свершилось. Я не успел испытать радость, смятение или тревогу… не знаю, что можно испытать в подобной ситуации, но сердце у меня заколотилось так сильно, что я даже испугался, как бы оно не пробило мне трещину в груди. А вдруг то же самое почувствовал и отец в момент смерти?

Шагая с Пепой в бар к Альфонсо, я заметил первого стрижа новой весны. Там, в вышине, возник знакомый силуэт – черный или серый в зависимости от того, как падал на него свет. Полет птицы казался нервным и даже хаотичным. Размах крыльев вдвое превышал расстояние от клюва до хвоста, между головой и туловищем отсутствовала шея, а хвост изящно разделялся на два острых конца. Стремительная птица вычерчивала зигзаги в сумеречном небе и, вероятно, издавала обычные пронзительные звуки, которые сейчас заглушались шумом едущих по дороге машин. Тут же я увидел и второго стрижа, чуть впереди, а когда почти дошел до бара, – еще двух.

Я поделился новостью с Хромым и сразу угадал по его физиономии, что сейчас он начнет надо мной издеваться. Он действительно спросил со злорадной усмешкой, не спутал ли я стрижей с голубями. Но, судя по всему, о чем-то все-таки догадался по моему виду, по моему лицу, разглядел что-то в глубине моих глаз, и это заставило его отказаться от опасного тона. И тогда он уже серьезно поинтересовался:

– Ну и что ты решил?

– Я разберусь с этим чуть позже, когда вернусь домой и посмотрю на себя в зеркало.

– А вот для меня вопрос ясен – хоть со стрижами, хоть без них. В один из ближайших дней ты будешь пить тут пиво в одиночестве.

Около десяти мы с Пепой вернулись домой. Я сказал отцовской фотографии, что прилетели стрижи, и в его вечной улыбке угадал участливую нежность, словно его взволновала новость, которую он уже знал или только ожидал услышать. Наверное, ужинать я не буду – того, что я перехватил в баре у Альфонсо, мне достаточно. На диване в гостиной лежит Тина с раздвинутыми ногами, в чем я вижу явный призыв. Эта женщина ненасытна. В ванной комнате я провел не больше десяти секунд – ровно столько мне понадобилось, чтобы зажечь свет и изучить взгляд типа, в точности похожего на меня, который из зеркала внимательно всматривается в мое лицо. Я опять подошел к фотографии отца. И теперь его улыбка как будто говорила: «Ты можешь ничего не объяснять. Я всегда это знал. Сынок, ты должен довести до конца учебный год. Нехорошо бросать на полпути своих учеников, они-то ведь ни в чем не виноваты, как и Пепа, которой ты нужен». Мне стало бы легче, если бы я мог пролить хоть немного слез, но я не владею нужной техникой, чтобы заставить себя плакать. Вчера случай был совсем другой.