Сегодня я весь день был в подавленном настроении – думал о сыне.

8.

Мой брат и невестка не упускали случая похвастаться безупречным поведением своих дочек и часто делали это в присутствии нашего малыша – сопливого, с перемазанным шоколадом ртом или с пятном томатного соуса на рубашке. Они с гордостью рассказывали об успехах обеих девочек, их уме, прилежании и многих других чудесных качествах, совершенно неведомых Никите.

Амалию это откровенно бесило. Она возненавидела шурина с невесткой, а заодно и племянниц, хотя Кристина и Хулия, такие воспитанные, такие скромные, виноваты ни в чем не были и за родителей отвечать не могли. Мы по возможности избегали встреч с этим семейством, поскольку чувствовали себя униженными, когда они с удивлением обнаруживали, что Никита еще не понимает или не умеет делать какие-то элементарные вещи в том возрасте, в каком их мудрейшие дочери, видимо, уже могли бы преподавать в университете.

Мы утешали себя тем, что мальчикам нужно больше времени для полного развития и что наступит день, когда наш сын сравняется со своими кузинами. Если он не научился играть в шахматы к шести годам, как они, научится к двенадцати или четырнадцати – какая разница? В жизни случается много неожиданного… И так далее.

С последними надеждами я распрощался, когда Никита пошел в школу. То, что прежде было не более чем тревожным подозрением, сразу превратилось в жестокую реальность. Уже не осталось сомнений, что нашему сыну, здоровому и крепкому Никите, предстоит сражаться с жизненными проблемами, имея очень низкий коэффициент интеллекта.

Я точно помню момент, когда сделал для себя это горькое открытие. Исчерпав все свои педагогические возможности и запасы терпения, Амалия попросила меня помочь сыну с домашними заданиями. Сама она, дескать, больше ничего сделать не в состоянии, то есть признает свое поражение и полную беспомощность. Чтобы цифры перестали быть для него вещью совершенно абстрактной, я придумал, как превратить их в нечто зримое, используя шарики из игры «Каникас». Цифра один – один шарик, два – два шарика и так далее. Потом я подвел сына к решению нескольких задач на сложение и вычитание, добавляя или убирая цветные шарики в соответствии с условиями каждого упражнения. Никита часто отвлекался, не мог сосредоточиться, но постепенно в ходе игры у него получались правильные ответы, которые он и записывал в тетрадь – непременно под моим надзором, потому что самому ему было безразлично, куда поставить ответ – сюда или туда. Именно тогда я с безжалостной очевидностью обнаружил, что в шесть лет мой сын не способен осознать такое понятие, как ноль. Я испробовал разные способы: шарики, зернышки кофе и дольки шоколада. Все напрасно. И какое-то время просто смотрел на него не то с печалью, не то завороженно: черные кудри, широкий лоб, мягкие ручки. Вдруг я почувствовал, как мускулы у меня обмякли, все мысли куда-то улетучились, а внутри образовалась огромная пустота, словно все кости и органы превратились в отработанный воздух. В полном отупении я перевел взгляд в сторону окна и увидел крышу соседнего дома и редкие облака над ней в сумеречном небе. Там, среди телевизионных антенн, стоял мой сын, совсем взрослый, во фраке и белой рубашке с черной бабочкой. Он произносил речь, вступая в Королевскую академию, но делал при этом прорву ошибок.