Я сунул листок в ящик Агеды и вышел на улицу. Если она поймет, что ее разоблачили, у нее не будет другого выхода, кроме как признаться: анонимки писала она. С другой стороны, Агеда, конечно, может цинично промолчать, и тогда моя попытка окажется безрезультатной. Я рассматриваю две возможности. Первая: Агеда промолчит из хитрости, сообразив, что очевидных доказательств у меня нет, поэтому мне никогда не удастся выбраться из лабиринта догадок и домыслов. И вторая: она и на самом деле не имеет никакого отношения к анонимкам и не поймет смысла записки, брошенной ей в ящик, а значит, не догадается, кто ее автор.

6.

Некоторые вещи я рассказываю только Хромому, но это не значит, что я рассказываю ему все. Видимо, и он ведет себя со мной точно так же – откровенно, но не до конца. Иногда мне хочется навешать ему лапши на уши. А он с не меньшим удовольствием навешал бы лапши на уши мне. Это не мешает нам регулярно встречаться, беседовать, порой делиться чем-то очень личным, а также соблюдать некие ритуалы, не всегда осознанные, которые из-за постоянного повторения перерастают в привычки. Я так же часто ненавижу его, как и скучаю по нему. Естественно, предпочитаю второе. Мы оба одинаково трудно сходимся с людьми. У него нет настоящих друзей на работе, у меня их нет в школе. Наша дружба держится не только на том, что мы чем-то похожи и у нас много общего во взглядах, но также и на нередких ссорах.

Вот и сегодня в баре у Альфонсо Хромой нашел повод для обиды. И как это обычно случается у супружеских пар, я обиделся на него за то, что он обиделся на меня. Неделю назад я рассказал ему про болезнь Никиты. И теперь раскаиваюсь. Мой неугомонный друг тут же решил поговорить с дерматологом из Посуэло и попросить, чтобы мальчику как можно быстрее назначили консультацию. Как он дал мне понять, у него в той клинике все схвачено. И нынче вечером он утверждал, что тогда я согласился на это предложение. Да, я действительно поблагодарил Хромого за желание помочь, но вовсе не собирался позволять ему заниматься вместо меня здоровьем моего сына. На самом деле я уже нашел другое место – прежде всего потому, что Посуэло-де-Аларкон, на мой взгляд, находится слишком далеко. Как выяснилось, поблизости от моего дома есть частная дерматологическая клиника, в которой, кроме всего прочего, прием ведется и после четырех дня, что меня очень устраивало. Я позвонил туда. Мне ответил любезный голос. Я сообщил, какого рода проблемы возникли у парня, и нас записали на первичный прием, назначив гораздо более раннюю дату, чем я предполагал, из чего можно было вывести, что дерут там с клиентов безбожно, как оно потом и оказалось. Не важно. Ведь половину заплатит Амалия. А если и не заплатит, компенсацией мне будет надежда: помогая сыну, я могу рассчитывать хотя бы на каплю его любви.