— Как же так? Вы моя последняя надежда.

— Так уж и "надежда". Вам только так кажется. Вы не представляете, как часто я это слышу. Приходит клиент и заявляет, что для него сейчас самое главное, самое насущное — доказать его дворянское происхождение. Как будто сейчас без дворянского титула прямо жить невозможно, шагу ступить нельзя. В эпоху перемен все воруют, кто недра, кто заводы, а кто титул. И обывателя преследует настойчивая мысль — если я сейчас не украду, то, значит, никогда. То есть, если я сейчас князем не стану, то и всем моим потомкам тоже придется прозябать в "гражданах". А так хочется, чтоб дети мазурки танцевали на дворянских балах.

— Мне не надо быть дворянкой.

— Ваше дело я помню только в общих чертах. В последнее время я запретила себе браться за дела, которые кажутся мне сомнительными. Начинала я, теперь я могу позволить себе быть откровенной, как неуч и авантюристка. Такими же были и мои клиенты. "Врач мне сказал — курить для вас смерть. Я дал ему пятьдесят баксов, он и позволил". Помните этот анекдот? Я и вела себя, как этот врач. Энциклопедии мне было вполне достаточно, чтобы выдать клиенту информацию, сомнительную, разумеется. Удивления достойно, сколько у нас было князей. Раньше я думала, что князья у нас только удельные, но оказалось, что в XVII- XVIII веках был огромный приток обрусевших князей из татар, которые приняли православие. Все эти Кудашевы, Тенишевы, Кугушевы, Дашкины, Еникеевы, Чигадаевы… Зачем я вам все это рассказываю? Привычка, знаете, хвост перед клиентом распускать. Но за ваше дело я не возьмусь. У меня сейчас лицензия, я плачу налоги и стараюсь делать работу по возможности честно.

Я достала выданные мне для работы двести долларов, положила их перед Дашей, но она даже не взглянула на деньги. На меня она тоже не смотрела. Взляд ее был сфокусирован на ножке кресла, но эту ножку она тоже не видела, перед мысленным взором моей гостьи разворачивались другие картины, видимо, безрадостные. Безусловно, чем‑то она была похожа на Варю Соткину, но, во всяком случае — не характером. Да и черты лица ее были словно размыты, во всем сквозила вялость, безучастность. И главное, она вовсе не собиралась уходить.

— Хотите соку… или кофе? — а что мне еще можно было спросить в этой ситуации.

— Хочу.

Кофе она пила жадно, прихлебывала маленькими глоточками, явно не чувствуя вкуса. Взгляд там же — на ножке кресла, но что‑то в голове у нее крутилось, какие‑то мысли завихрялись, как смерчи.

— Ну, подумайте сами. Что мы сможем найти в роддомах с вашей етркой на руках. У нас даже устойчивой семейной легенды нет. Кто сможет подтвердить ваши родственные связи? Акушерки, что ли? Но ведь это было двадцать семь лет назад. Кажется, куда проще поговорить с родителями. Но для этого я вам не нужна.