– Да. Давай найдем такое решение, которое устроит нас обоих. Мне нужно восстановить Розмер, – показала я на дом. – А это требует огромных вложений. Усадьба лишь отсюда выглядит такой прекрасной, а на самом деле она настолько обветшала, что в любой момент может обрушиться.

– Что ты предлагаешь?

– Треть денег, вырученных от продажи дома в Уэст-Менло-Парке, после уплаты всех пошлин.

Грант выпрямился и помотал головой:

– Половину.

– В последний раз, когда мы разговаривали, тебе устраивала треть.

– Я передумал. Я буду настаивать на половине.

В попытке удержать себя в руках, я ущипнула себя за нос:

– Грант, мне нужны эти деньги. И ты ведь знаешь – по закону, они мои.

– Разве? – осмелился усомниться он. – А если бы мы были официально женаты, ты бы тоже так рассуждала?

С минуту я поразмыслила над этим:

– Да. Думаю, тоже. Дом принадлежал моей матери, и я наследую все ее имущество. Но, тем не менее, я предлагаю тебе треть.

– Нет, ты предлагаешь мне треть от продажи дома. А он ни в какое сравнение не идет с этим поместьем. А оно стоит бешеных денег.

– Увы, нет. За него много не выручишь. Это, скорее, разорительная, нежели прибыльная недвижимость. Дом в плачевном состоянии.

– А земля, на которой он стоит? В получасе езды на поезде из центра Лондона.

– Она превратится в деньги, только если я ее продам.

– Так продай.

– Я не собираюсь этого делать, – заявила я и осознала: во мне действительно все бунтовало – отчаянно, яростно – против этого.

– А еще картины твоей матери. Сколько они стоят? Еще несколько штук.

– Я не хочу их продавать.