Я быстро перелистала книгу и остановилась на восьмой главе. В ней описывалось, как несколько умеренно подозрительных людей пьют в гостиной чай и разговаривают о том, как некий молодой местный житель отправился на Бурскую войну, да так домой и не вернулся. В вазе на пианино стоит букет лилейника, явно полученный от какого-то тайного поклонника. В общем вся сцена оказалась настолько удалена от начала романа во времени и пространстве, что мне пришлось все же вернуться к седьмому абзацу, а потом и еще раз, чтобы понять, что к чему. После четвертой попытки я прикрутила в керосиновой лампе фитиль, и комната погрузилась во мрак.

Чувствуя тяжесть одеяла, я лежала и слушала удары собственного сердца, которое продолжало отсчитывать время, отмеряя дни с четкостью метронома, установленного на том делении шкалы, что находится между нетерпением и безмятежностью. Какое-то время я прислушивалась и к звукам дома, и к завываниям ветра, и к уханью совы, пытаясь определить, действительно ли это сова. А потом наконец уснула, все еще продолжая надеяться, не раздадутся ли в коридоре шаги. Но шагов не было.

* * *

– Подъем!

В дверях стоял Тинкер.

– А который час? – спросила я.

– Восемь.

– А что, в доме пожар?

– Восемь часов – это слишком поздно для жизни в лагере.

И он бросил мне полотенце.

– Завтрак уже почти готов, так что сразу спускайся, как только приведешь себя в порядок.

Я встала, поплескала в лицо водой из кувшина и выглянула в окно. День обещал быть холодным и ясным, типично осенним, так что я решила надеть свой самый лучший наряд, вполне достойный той наследницы поместья и любительницы охоты на лис, и собралась спуститься вниз, прихватив с собой книгу и полагая, что утро проведу перед горящим камином.

Стены в коридоре оказались от пола до потолка увешаны семейными фотографиями – в точности как в городской квартире Уоллеса, – но мне лишь через несколько минут удалось отыскать его детские фотографии. Первый снимок был довольно неудачным – на нем Уоллесу было лет шесть, он был запечатлен во французском костюмчике-матроске. На второй фотографии ему было уже лет десять-одиннадцать; он сидел в берестяном каноэ вместе с дедом, хвастаясь уловом. Лица у обоих были такими ликующими, словно им удалось-таки ухватить этот мир за жабры.

С любопытством рассматривая фотографии, я двигалась по коридору все дальше, минуя выход на лестницу, и в итоге оказалась в том его западном конце, где находилась комната Тинкера. Он спал на самой настоящей походной койке! И на его прикроватном столике тоже лежала книга. Эркюль Пуаро все еще что-то нашептывал мне на ухо, и я осторожно приблизилась к столику и взяла книгу в руки. Оказалось, что это «Уолден». Пятеркой треф было заложено то место, где Тинкер остановился – хотя, судя по разноцветным подчеркиваниям, он наверняка читал эту книгу не впервые.