К слову, участвуя в политических дискуссиях в США, я тоже часто оказываюсь в меньшинстве. Но у меня и задача другая — бросить интеллектуальный вызов элите, этому уверенному большинству, заставить увидеть иную точку зрения, принять сам факт ее существования, а то и допустить, что она-то как раз и верна. Или по крайней мере усомниться в собственной правоте, в правоте большинства. Ведь абсолютная уверенность в собственной правоте часто ведет к катастрофическим ошибкам. Как историк, могу сказать, что еще ни разу большинство само не находило правильный вариант ответа на тот или иной политический или социальный вызов. Он, как правило, рождался среди меньшинства. Этим и сильны все развитые демократии — уважением мнения меньшинства. И этим слабы диктатуры и тирании, воспринимающие мнение меньшинства как предательство общих интересов, измену и подрыв устоев… Иисус Христос вел за собой меньшинство, а, скажем, Каиафа или Понтий Пилат принадлежали к подавляющему, «правильному», как тогда многим казалось, большинству, были убеждены, что отстаивают интересы и стабильность государства, защищают его духовные скрепы и традиции от «поругания». Но в истории человечества не было силы, оказавшей на цивилизацию большее воздействие, чем эта когда-то совсем небольшая и яростно преследуемая группа, которая положила начало христианству, полностью изменившему ход мирового развития.

Как часто после крушения империи, политической доктрины или еще недавно влиятельнейшего движения звучат рассуждения о том, что, мол, надо было попробовать сделать то, что предлагала та или иная группа, послушать тех или иных людей, а не ставить на них тавро государственных преступников или подрывателей основ. Как много в истории случаев, когда упертость большинства и нежелание услышать меньшинство — иногда и правда микроскопическое — приводили к величайшим геополитическим катастрофам и трагедиям. История СССР — еще один пример того же явления.

Конечно, я далек от того, чтобы считать какое бы то ни было меньшинство обладателем монополии на истину. У каждого меньшинства, как правило, есть свои специфические интересы и нужды, которые не близки другим. Но правда в том, что любое большинство складывается из комбинации меньшинств, объединившихся по какому-то поводу. Образованные и необразованные, богатые и не очень, молодые и пожилые, женщины и мужчины, горожане и жители села, либералы и консерваторы, курящие и некурящие, верующие и атеисты, родители и бездетные, семейные и одинокие, любители оперы и фанаты тяжелого рока, толстые и худые, западники и почвенники, здоровые и инвалиды, офисные работники и промышленные рабочие, левши и правши, слепые и зрячие… И так до бесконечности. Мы все одновременно входим во множество меньшинств, даже не замечая этого. И наши права невозможно ни уважать, ни защищать, ни гарантировать, если не гарантировать права каждому из меньшинств, в которые входит любой из нас. Другими словами, не существует абстрактного большинства, а есть меньшинства, которые сошлись на той или иной общей основе. Уже завтра они — эти меньшинства — могут оказаться по разные стороны баррикад. Поэтому, во‐первых, лично я не боюсь быть в меньшинстве по каким-то политическим вопросам, а во‐вторых, отлично понимаю, что нынешнее большинство, каким бы мощным оно ни выглядело, может легко и быстро рассыпаться. Новое же большинство сложится в совсем другом составе и на совсем другой основе, а те, кто сегодня считал себя законодателями массовых политических мод и идейных трендов, завтра рискуют сами оказаться в меньшинстве. Тогда они тоже будут вынуждены ратовать за права политических меньшинств.