Бронзовая посуда: чашки, ложки, пара кастрюль — составляют всю мою кухонную утварь. Все это неимоверно старых времен, брошенное кем-то, оставленное от прошлых хозяев. Эта посуда ранит меня своим мудрым возрастом, своей обожженной мудростью и смирением служить людям. «Может, это моя собственная душа сотню лет назад ела из этой плоской, звенящей вмятостями тарелке», — думаю я иногда, собирая яркие зернышки риса, остающиеся на ее дне.

Мебель здесь не поместилась бы. Всего одна узкая кровать, на ней четыре одеяла и пуховая перина. Мои дневники, записи, оставленные в поблекших желтыми разводами листах бумаги — они переплетаются между собой, некогда оторванные, теперь указывают на что-то общее. Пока мне сложно их сложить и прочитать. Я только учусь этому искусству: разгадывать судьбу по линиям жизни.

Когда наступает ночь и становится совсем холодно, я залезаю под толстое одеяло похожее на матрац и читаю мою мантру.

Тусклый свет, иногда масляные свечи — они здесь в изобилии. Чтобы очищать помещение, которое и без того чистое, я не мою пол, я смешиваю чанг — высушенный можжевельник, догорающие окурки восковых свечей и камфорные таблетки. Все это вспыхивает и горит минут десять. Дальше дым вытягивает черную сажу на стены. Медленно, перекладывая дрова застывшими пальцами, я чувствую свой каждый новый вдох и выдох. То чуть ускоряясь, то замедляясь вновь, я не перестаю слушать мое дыхание. Одна волнительная мысль сбивает меня, сбивает все. Я погружаюсь в пучину воспоминаний.

Самое главное для меня теперь — не забывать дышать. Если я забываю об этом, то меня уносит вниз, обратно в зеленую жаркую Индию, обратно к людям. Я опять становлюсь человеком, забившимся в единственно найденное теплое место среди дикого холода гор.

В тысячах метрах от меня — зеленые луга, долины, реки Индии. А здесь, на вершине, дождь — и тогда только дождь, снег — и тогда только снег. Один, второй, третий вдох крепкого морозного воздуха.

Я раскрываю грудь, омываю вчерашним снегом лицо и возвращаюсь в дом. Мои худые, тонкие запястья перевязаны красными нитками из всех храмов, где я побывала. Некоторые из них совсем выцвели.

Мое тело гудит от перепада температур. Как будто миллионы маленьких звезд вместо клеточек тела. Я чищу снег наваливающийся на прочную крышу. Убираю тропинку к дому. Машины больше совсем не ездят.

Каждый новый день я смотрю на мои руки. Костяшки пальцев с отмеченными на них линиями морщинок, напоминают мне как я шла сюда, с самой первой точки линии жизни. Просыпаясь, я касаюсь пола своей правой ногой, подставляю ладони под лунный свет. Йоги смотрят в ладони, когда просыпаются.