[История Георгия Ришайнского]

[История Георгия Ришайнского]

Сказание совсем другого тона — с яркой монофелитской тенденцией — сохранилось в сирийской «Истории о нечестивом Максиме из Палестины, (который изрек хулу) на Творца своего, и у которого был отрезан язык». «История» эта открыта проф. А. И. Бриллиантовым в cod. Add. (= Richianus) 7192 Британского музея. Русский рукописный перевод предоставлен был достоуважаемым профессором в наше пользование, за что мы ему приносим свою глубочайшую благодарность.

Документ этот, писанный в два столбца на л. 72 об. а — 78 об. b. указанной сирийской рукописи, дошел до нас в дефектном виде. Конца «Истории» совсем нет, в тексте есть, несомненно, пропуски, как это видно из ссылок на предшествующее изложение (речь об Анастасии, ученике преп. Максима, на л. 77аb), не находящих, однако, в нем себе подтверждения. Судить о заключительной части «Истории» возможно, впрочем, по передаче Михаила Сирийца, [3048] сокращенно повторяющего у себя всю эту «историю».

Эта «История», по прямому заявлению автора, принадлежит Георгию (л. 75 об. а; 74а: Григорию) из Ришайны, [3049] выдающему себя за ученика Софрония Иерусалимского (л. 74а), и современника и даже очевидца событий.

Если рассматривать «Историю» самое по себе, то в ней нужно различать четыре части, базирующиеся на разного рода источниках, а потому и имеющих различное значение.

I — гасфинская история преп. Максима, история его детства [л. 72 об. b]. Отец преп. Максима был самарянином из Сихара, [3050] мать–персиянка. Она была рабой тивериадского иудея Садока. Однажды отец Максима пришел в Тивериаду продавать свои изделия, — он был ткачом и продавцом дорогих одежд, — увидел здесь рабыню Садока и соблудил с нею, ибо она была красива на вид. Когда он в другой раз прибыл в Тивериаду, персиянка, ссылаясь на свою беременность, потребовала выкупить ее, чтобы спасти от поругания, угрожая в противном случае [73а] обличить его и навлечь на него преследования. Самарянин выкупил ее за 200 дариков. [3051] Но сородичи и соплеменники восстали против того, чтобы он имел ее женой, и предлагали ему или предать ее сожжению, пока она непраздна, чтобы тем устранить позор с них и всего народа, [3052] или угрожали отлучить его от своего сообщества. Самарянин просил срока для размышления. Узнав же, что сородичи замышляют убить его, [73b] тайно вместе с женой бежал в селение Гасфин [3053] к одному пресвитеру по имени Мартирий и пробыл у него в доме два года. Мартирий крестил обоих, нарекши самарянина Авию (Aban) — Феоной, а персиянку Шандах — Марией. Мартирий этот был племянником Геннадия, [3054] который управлял в то время Тивериадой и всей окрестной страной; [73 об. а] его властью он был избавлен от мщения со стороны самарян. Когда же родился «сей плод беззакония», Мартирий дал ему в крещении имя Мосх. [3055] Мартирий дал родителям его у себя помещение на церковном участке. Спустя 9 лет отец Мосха (Максима) умер от водянки, оставив семью на попечение Мартирия. Через год умерла мать [73 об. b] от падения с гранатового дерева. [3056] Осталось трое детей ее — 2 мальчика и одна девочка. Но последняя, упав на дно очага, умерла от ожогов, из мальчиков же, отданных Мартирием в Ветхую (Παλαιά) Лавру архимандриту Панталеону, [3057] младший через 3 года умер от укушения свирепого верблюда, принадлежащего восточным людям, которые остановились там в день поклонения св. Кресту. Мосху Панталеон дал имя Максима по имени своего племянника (сына сестры), которого он очень любил, [74а] но который умер в детстве.