Его идея: учение преп. Максима развивалось по мере ослабления византийской правительственной власти, само способствуя возрастанию разрухи. Он настолько увлекся этой идеей, что позволил себе забыть, что арабы завоевали Палестину еще до издания экфесиса, и что <поэтому> затворничество преп. отца до́лжно полагать раньше этого времени.
В своем палестинском уединении Георгий вряд ли мог что-либо знать о порядке издания экфесиса, содержание которого он, притом, представляет смутно. Возможно, что и издание этого эдикта он тоже искусственно поставил в связь с посланием Кипрского собора. Во всяком случае, обстоятельства издания экфесиса хорошо известны: он был заготовлен Сергием еще в 634 г. и издан спустя 5 лет по его настояниям. [3082] А если связь между Кипрским собором и изданием экфесиса признать вымышленной, то и дату собора можно повысить до 635 г. У Георгия, мы, таким образом, имеем, собственно, три разрозненных рассказа. Из них, собственно, только в первом — в повествовании о Кипрском соборе — он выступает в качестве очевидца.
Спрашивается, насколько достоверны эти рассказы, если их даже рассматривать в отдельности?
Рассказ о соборе отличается обилием деталей, располагающих в его пользу. Но в нем много странного и подозрительного. Сбивчивы, прежде всего, сообщения Георгия о деятельности преп. Максима до собора и о его учении, споры о котором представляются у Георгия причиной созвания собора (75а), хотя в то же время и самый собор рассматривается как повод к обнаружению нечестия (74 об. а). Что преп. Максим мог против севириан защищать дифелитство и раньше 638 г., это оспаривать мы не имеем данных. Но что он еще до 634 г. написал 4 книги в защиту дифелитства, это, насколько мы представляем хронологию творений преп. Максима, представляется нам недопустимым. Раньше 639 г. мы не знаем ни одного сочинения преп. Максима по монофелитскому вопросу.
Очевидно, Георгий берет догматико-полемические творения преп. отца вне хронологических рамок.
Далее, спора о волях до 638 г. не было: все разногласия вращались лишь около вопроса об энергиях. Георгий смотрит на учение преп. Максима сквозь призму позднейшей стадии монофелитских споров. Наконец, патриархи разногласили не по поводу учения преп. Максима, а по вопросу об энергиях, откровенно поставленному Киром Александрийским. Георгий, видимо, намеренно затушевывает обстоятельства возникновения спора. Странно при этом, что упоминание о синодике св. Софрония он вводит лишь побочно в свое повествование и почти игнорирует в своей «Истории» этот важный документ. Вообще подозрительно то, что сведения его раньше Кипрского собора не простираются, как будто только с момента подготовки этого собора он появляется на сцене истории. А еще подозрительнее то, что Георгий как бы совершенно забыл, что собор имел место во время военных действий арабов на окраинах Палестины, и что вряд ли в это время св. Софроний мог спокойно помышлять о соборе. Но как бы то ни было, правдоподобно все же, что св. Софроний мог по поводу сдержанного ответа Аркадия на его синодику добиваться соборного рассмотрения дела. Вряд ли только на этот собор должен был явиться преп. Максим с апологией <своего учения>, ибо, как мы уже отмечали, спор с именем преп. отца еще не имел связи. Все это — прикрасы, изобретенные в перспективе отдаленной исторической ретроспекции.