Но указанное освещение факта так же неверно, как и то утверждение, что патриархи разногласили именно из-за учения преп. Максима. Дело шло о столкновении между Киром и св. Софронием. Другие патриархи привлекаются, собственно, в качестве третейских судей. Поэтому и послания свои Аркадий прежде всего отправил к Киру, как заинтересованной стороне, потом — к Гонорию и Сергию. И первый явился лично, а последние прислали <своих> представителей. Потому и послания к императору отправлены были с представителями Аркадия и двух заинтересованных сторон. Аркадий при этом не по собственному почину выступил с предложением такого примирительного собора, а по предложению св. Софрония. В этом смысле его выступление в данном деле вполне возможно.

Кипрский собор в воображении Георгия рисуется монофелитским. Преп. Максим побоялся идти на него, узнав о его составе. Учение преп. Максима здесь объявили «нечестием». Доминирующее положение занимал Кир. Аркадий готов был даже анафематствовать веру св. Софрония. Но с другой стороны, Георгий не может скрыть, что многие епископы были за Максима, и утверждает, что послание от собора было составлено в духе учения Максима, и притом не в таких выражениях, чтобы ему выносилось осуждение. Последнее обстоятельство показывает, что монофелитский оттенок собор принял только в изуверском сознании Георгия, что большинство собора — Аркадий и св. Софроний со своими епископами — было на стороне православия, что противниками его могли быть только Кир с его епископами, да сам Георгий.

Но этот самый Георгий, будучи отъявленным монофелитом, в то же время выставляет себя учеником св. Софрония. Очевидно, сознание его обладает такой степенью монофелитской преломляемости, что может вмещать в себе самые противоречивые факты и построения. Освещение собора дано им одностороннее и неправильное, можно сказать, извращенное.

Посылал ли преп. Максим на собор книгу, сказать нельзя. Ее. во всяком случае, в дошедшем рукописном предании нет. Писал ли собор послание Ираклию, отрицать нет оснований. Ираклию посылали свои доклады по вопросам религиозным и Кир, и яковит Афанасий Антиохийский.

Итак, в рассказе Георгия о соборе многое можно считать маловероятным, наносным, привнесенным монофелитской тенденцией автора. Собор был не из-за преп. Максима, а из-за св. Софрония; преп. Максим только оказывал поддержку св. Софронию; Аркадий не был монофелитом, и собор его не носил специфически монофелитского характера: он не пошел далее исследования учения св. Софрония как научной доктрины. Вот то, что нужно признать, если допускать, что под скорлупой рассказа Георгия скрывается все же какая-то историческая действительность.