Близко по простоте изложения к Capita de charitate стоят Quaestiones et dubia. [3374] Эти вопросоответы имеют с ними немало соприкосновений, [3375] из коих некоторые ясно носят характер применения [3376] или даже глухого указания: [3377] последнее — в учении о четырех родовых добродетелях, [3378] о четырех стадиях в развитии страстей, [3379] о различных λόγοι ἐγκαταλήψεως. [3380] В Quaestiones et dubia воззрения преп. Максима выступают уже в более развитой форме, чем в Capita de charitate. Это особенно заметно на терминологии св. отца. В Quaestiones et dubia мы находим уже окончательно установившимися учение о троечастной философии (πρακτική, φυσική καὶ θεολογικὴ θεωρία), [3381] об ἀκούσιοι πειρασμοί; [3382] находим зародыш разделения страстей по рубрике «недостатка и излишества»; [3383] встречаемся с учением о таинственном воплощении и жизни Логоса в душах верующих, [3384] т. е. наблюдаем то, что в полной мере выступает в Ambigua. Все это уполномочивает ставить Quaestiones et dubia после Capita de charitate.

С другой стороны, эти вопросоответы нужно признать написанными раньше Ambigua. В Ambigua мы находим применение мыслей Quaestiones et dubia [3385] и даже дальнейшее развитие их. Некоторые пункты учения Quaestiones et dubia изложены еще в недостаточно оформленном виде. Quaestiones et dubia, например, знают «тройной» промысл: συντηρητικήν, ἐπιστρεπτικὴν καὶ παιδευτικήν, [3386] тогда как в Ambigua понятия эти сводятся к πρόνοια и κρίσις, [3387] с τριττοί λόγοι для того и другого. [3388] Quaestiones et dubia трактуют о четырех способах отпущения грехов, resp. очищения от них через наказания; Ambigua, отрешаясь от этого искусственного расчленения, дают ответ о смысле наказаний в философском духе по Немесию. [3389] В философском виде представлены в Ambigua и мысли Quaestiones et dubia о созерцании твари [3390] и о том, кого и почему нужно разуметь под «малыми сими». [3391]

В общем, нужно признать, что Quaestiones et dubia и по своему характеру, и по порядку развития идей занимают <место> между Capita de charitate и Ambigua, образуя как бы мост между этими созерцательно-аскетическим и спекулятивно-философским произведениями. Такое же серединное место, надо заметить, должно усвоять Quaestiones et dubia и по пользованию богословскими авторитетами. В Liber asceticus и Capita de charitate преп. Максим стоит под влиянием известных писателей-аскетов: аввы Дорофея, [3392] Марка Подвижника, [3393] Евагрия [3394] и отчасти под влиянием мистиков-философов — св. Григория Богослова и Дионисия Ареопагита. [3395] В Quaestiones et dubia влияние последних становится преобладающим, и начинает осязательно сказываться знакомство со св. Григорием Нисским и Немесием, которое окончательно углубило философское настроение преп. Максима и впоследствии придало Ambigua столь резко выраженный философский характер. В Quaestiones et dubia изъясняется учение Григория Нисского об апокатастасисе, [3396] отражается учение его о пределах зла, [3397] дается по Немесию определение промысла [3398] и страха. [3399] Между прочим, у св. Григория преп. отцом усвоен оригинальный взгляд о том, что в первоначальное намерение Божие не входило размножение людей путем брака, [3400] — взгляд, получивший в Ambigua столь обстоятельное развитие [3401] и столь удачно примененный при раскрытии теории о пяти делениях природы. [3402]