До этого Ибн-Аби Амир обращал мало внимания на Мавританию. Временное пребывание там убедило его, что такие удаленные и бесплодные регионы являются скорее тяжкой ношей, чем выгодой для Испании, и, в соответствии с политикой Мус-хафи, он довольствовался содержание гарнизона в Сеуте. Управление остальными территориями он доверил местным принцам, старательно привязывая их к себе щедрыми дарами. Такая политика была достаточно надежной с точки зрения испанцев, но для Мавритании она оказалась катастрофической. Видя, что страна предоставлена самой себе, наместник Ифрикии Бологгин в 979 году вторгся в нее. Он одерживал одну победу за другой, изгнав принцев, признававших власть Омейядов, и вынудив их искать убежища в Сеуте. Победы Бологгина не только не расстроили планы Ибн-Аби Амира, но даже благоприятствовали им. Берберы, запертые в Сеуте, оказались в бедственном положении. Завоеватель лишил их всего, чем они владели, и они не знали, к кому обратиться, чтобы получить средства существования. Так у испанского хаджиба появилась великолепная возможность раздобыть пригодную для боевого использования кавалерию, и он не преминул ею воспользоваться. Он сообщил берберам, что если они будут служить в Испании, то получат высокое жалованье и ни в чем не будут нуждаться. Те активно откликнулись на его призыв. Джафар, принц Заба, известный своими подвигами, соблазнился обещаниями хаджиба и высадился в Испании с шестью сотнями всадников. Берберы имели все основания поздравлять себя с шагами, которые они сделали. Благосклонность к ним Ибн-Аби Амира не имела себе равных. «Когда африканцы прибыли в Испанию, – пишет арабский хронист, – одежда на них висела клочьями и они сидели на жалких клячах. Очень скоро их можно было видеть облаченными в богатые платья и скачущими на великолепных конях. Даже в самых смелых мечтах они не представляли роскошные дома, в которых их поселили». Они стали ненасытными. Но если они никогда не уставали просить, то Ибн-Аби Амир не уставал давать. Судя по всему, его глубоко трогала их благодарность. Он защищал их от пренебрежения и оскорблений и даже запретил насмехаться над их периодическими и крайне неуклюжими попытками говорить по-арабски. Как правило, они говорили на своем родном языке, из которого арабы не знали ни слова. Однажды, когда хаджиб инспектировал солдат, берберский офицер по имени Ванземар подошел к нему и проговорил на ужасном арабском:

– Мой господин, молю тебя, дай мне крышу над головой, потому что я вынужден спать под открытым небом.

– Как же так, Ванземар? – удивился хаджиб. – Что ты сделал с жилищем, которое я тебе дал?