– Ты сам изгнал меня из него своей щедростью. Ты дал мне такие обширные поля, что все помещения заполнены зерном и для меня не осталось места. Возможно, ты посоветуешь мне, если зерно выживает меня из дома, выбросить его в окно. Но, пожалуйста, помни, господин, что я бербер, то есть человек, еще недавно лишенный всего и вынужденный голодать. Такой дважды подумает, прежде чем выбросить зерно.

Хаджиб улыбнулся и ответил:

– Не могу назвать тебя блестящим оратором, но твои слова кажутся мне более красноречивыми и приятными, чем изысканная речь ученых теоретиков. – Повернувшись к андалусцам, стоявшим рядом и едва сдерживавшим смех, он добавил: – Учитесь правильно выражать благодарность и добиваться новых милостей. Этот человек, которого вы презираете, обошел вас по всем статьям, несмотря на ваше умение выражаться утонченно и изящно. Он не забывает полученных благодеяний, не ворчит и не жалуется, как вы. – После этого он даровал Ванземару прекрасный особняк.

Христиане Испании также дали Ибн-Аби Амиру войска. Нищие, алчные, лишенные чувства патриотизма, жители Леона, Кастилии и Наварры с готовностью откликнулись на арабское предложение высокой платы. Когда же они собрались под знаменами Ибн-Аби Амира, его доброта, великодушие и дух равенства, который, казалось, присутствовал во всех его деяниях, еще больше расположили их к нему. Тем более что справедливость была большой редкостью в их стране. Ибн-Аби Амир всегда проявлял внимание к христианским войскам. Воскресенье было днем отдыха для всех солдат, независимо от религии, а в случае возникновения спора между христианином и мусульманином первому всегда отдавалось предпочтение. Неудивительно, что христиане привязались к нему так же прочно, как берберы. Они стали в самом полном смысле этого слова его людьми. Они отказались от своего отечества, но Андалусия не заняла освободившееся место – они едва понимали ее язык. Их настоящим домом был лагерь, и, хотя жалованье они получали из государственной казны, они служили не государству, а лично Ибн-Аби Амиру. Ему они были обязаны своим состоянием, и он мог использовать их по своему усмотрению.

Дав, таким образом, чужеземцам преимущество в армии, коварный хаджиб изменил организацию испанских войск, которая до этого не совмещалась с государственным контролем. С незапамятных времен полки, роты и эскадры совпадали с племенами и их подразделениями. Ибн-Аби Амир ликвидировал эту практику, распределив арабов в разные подразделения, независимо от племени, к которому они принадлежали. Веком раньше, когда у арабов было еще необычайно сильно чувство принадлежности к клану, такая мера, включающая радикальную перемену в законе о наборе и лишающая знать последних остатков власти, несомненно, вызвала бы яростные протесты и, возможно, даже всеобщее восстание. Но времена так сильно изменились, что революция прошла мирно. Племенная система стала легендой. Многие арабы даже не знали, к какому племени принадлежат, и возникающая путаница могла привести в отчаяние специалистов по генеалогии. Хакам II, почитавший прошлое и хорошо знавший историю, пытался возродить память об ушедших временах. Он приказал ученым вести исследования генеалогии и желал, чтобы каждый человек знал все о своем племени. Однако его меры были одновременно аполитичными и не соответствующими духу времени, которое повсеместно проявляло тенденцию к сближению рас. Таким образом, нанеся завершающий удар по племенной системе, Ибн-Аби Амир просто завершил работу по ассимиляции, начатую Абд-ер-Рахманом III и одобренную нацией.