Исмаил немедленно вернулся в Севилью. Отец оставил ему всю собственность, но держал сына под стражей и обезглавил Бизильяни и его сообщников. Исмаил, отлично знавший коварство и двуличность своего отца, считал, что его прощение – очередная уловка. И потому он решился. Подкупив стражников и нескольких рабов, он собрал их ночью, дал выпить вина для смелости и вместе с ними забрался в ту часть дворца, которая, казалось, была слабо защищена и открыта для внезапного нападения. Он рассчитывал застать отца спящим и убить его. Неожиданно перед заговорщиками появился сам аль-Мутадид во главе дворцовой стражи. Заговорщики разбежались. Исмаил попытался забраться на городскую стену, но солдаты захватили его. Вне себя от ярости, аль-Мутадид затащил сына во дворец, выгнал всех помощников и убил его своими руками. После этого он отмстил всем сообщникам сына, его друзьям, слугам и даже женщинам гарема. Последовали публичные наказания, на которых виновным рубили руки, ноги, головы.

И лишь когда гнев немного остыл, мрачный тиран стал жертвой сожалений и отчаяния. Сын, который взбунтовался против него, совершил покушение на его жизнь, выкрал его сокровища и даже жен, безусловно, был виновен. Но почему-то эта мысль не приносила успокоения. Аль-Мутадид никак не мог забыть, как нежно любил его. Несмотря на жестокость, тиран был сильно привязан к семье. В своем сыне, рассудительном, умном, отважном на поле боя, он всегда видел опору в старости и продолжателя своего дела. А теперь он собственными руками лишил себя самых сокровенных надежд.

«На третий день после этой ужасной катастрофы я вошел в приемную вместе с коллегами, – писал севильский визирь. – Лицо аль-Мутадида было ужасным. Мы все дрожали от страха, и в ответ на наше почтительное приветствие он лишь что-то пробурчал. Затем принц окинул нас пронзительным взглядом с головы до ног и неожиданно взревел, словно лев:

– Жалкие людишки! Почему вы молчите? Небось радуетесь моим несчастьям? Убирайтесь с глаз долой!»

Возможно, впервые неистовый дух и железная воля этого человека оказались сломленными. Казавшееся неуязвимым сердце получило рану, которую время могло постепенно вылечить, но шрам от нее сохранится навсегда. На какое-то время он оставил республику Кордова в покое, которой оставалось только удивляться и радоваться неожиданной передышке, и отказался от своих масштабных проектов. Однако они медленно, но верно возрождались, и, в конце концов, Малага оказалась в центре его честолюбивых планов.

Пробыв много лет рабами тирании Бадиса, арабы Малаги ежедневно и ежечасно проклинали своего угнетателя, и принц Севильи в их глазах мог стать освободителем. Он знали, что он тоже тиран, но из двух зол они предпочли то, что относится к их собственной расе. Они договорились с аль-Мутадидом и организовали заговор. Бадис способствовал выполнению их планов своей беспечностью. Он непрерывно пил и лишь очень редко вспоминал о государственных делах. В назначенный день началось всеобщее восстание в столице и двадцати пяти крепостях, и одновременно севильские войска под командованием аль-Мутамида, сына аль-Мутадида, пересекли границу, чтобы помочь повстанцам. Застигнутые врасплох берберы были убиты. Те, которым удалось спастись, были обязаны своим спасением исключительно собственному проворству. Меньше чем за неделю все государство было в руках принца Севильи. Замок Малага с негритянским гарнизоном был единственным укрепленным пунктом, который еще не сдался. Отлично укрепленный и расположенный на вершине горы, он мог держаться неопределенно долгое время. Существовало опасение, что Бадис может выиграть из-за задержки и придет на помощь осажденным. Таким, по крайней мере, было мнение лидеров восстания. Они посоветовали аль-Мутамиду активизировать осаду, проявить настойчивость и не доверять безоговорочно берберам, составлявшим большую часть его армии. Совет был благоразумный, однако аль-Мутамид им пренебрег. Праздный и не подозревающий ничего дурного, он позволил себе наслаждаться популярностью у населения, очарованного его дружелюбием, и предпочитал слушать берберов, которые, тайно симпатизируя Бадису и даже не думая хранить верность к своему командиру, заверяли его, что замок вот-вот капитулирует. Другие солдаты, не подозревая об опасности, утратили бдительность и занимались своими делами.