– Очень просто объяснить, почему арабы не собрались на молитву. В мирное время без всякой видимой причины ты вооружил войска. Это не могло не вызвать подозрения. Вместо того чтобы злиться, ты бы лучше поблагодарил Бога: арабы догадались о твоих намерениях и могли выступить против тебя, но они не сделали этого. Подумай спокойно, господин. Придет время, и ты согласишься со мной. Иначе и быть не может.
Какое-то время Бадис продолжал упрямиться, но в конце концов согласился с доводами Самуэля и признал, что был не прав. Он отказался от идеи уничтожения всех арабов. Но по настойчивым просьбам беженцев из Морона, Аркоса, Хереса и Ронды, нашедших убежище в Гранаде, он решил покарать коварных врагов своей расы и вторгся на севильскую территорию во главе своего войска, к которому присоединились также и беженцы. Подробности военных действий до нас не дошли. Есть основания полагать, что это была кровопролитная борьба. Африканцы горели желанием отомстить за смерть своих соотечественников, а жители Гранады были для арабов объектом более острой ненависти, чем другие берберы. Их считали нечестивыми, врагами ислама, потому что у них был визирь – еврей. «Своим мечом ты бьешь людей, которые ничем не лучше евреев, хотя и называют себя берберами», – утверждали севильские поэты, прославляя победы аль-Мутадида. В глазах севильцев война против Гранады была джихадом, и они сопротивлялись так упорно, что нападавшие были отбиты. Беженцам оставалось только посочувствовать: домой им запретил возвращаться аль-Мутадид, а оставаться в Гранаде – Бадис. Поэтому они были вынуждены переправляться через пролив, чтобы как-то выжить. Они высадились в районе Сеуты, но Сакот, правивший в этом городе, не пожелал иметь с ними ничего общего. Отвергаемые всеми, в то время как в Африке свирепствовал голод, они почти все погибли.
Тогда аль-Мутадид повернул оружие против хаммудита Касима, правителя Альхесираса. Он был самым слабым из всех берберских принцев и потому очень скоро запросил мира. Аль-Мутадид позволил ему жить в Кордове. Все это происходило в 1058 году.
Завершив это новое завоевание, аль-Мутадид решил, что пора опустить занавес и прекратить комедию, которую, следуя примеру отца, он играл до сих пор, и признать, что Хишам II мертв. Причины, заставившие Абу-л Касима прикрываться именем этого монарха, больше не имели значения. Теперь уже все понимали, что возвращение старого режима невозможно, халифат пал и больше не восстанет. Опыт развеял все иллюзии, которые могли существовать по этому поводу. Изготовитель циновок из Калатравы стал, таким образом, бесполезным. Не исключено, что этот человек, никогда не показывавшийся не только народу, но и придворным, был давно мертв. Некоторые хронисты утверждают, что аль-Мутадид, устав от этого человека, умертвил его. По этому поводу можно строить только предположения, потому что принц Севильи, когда хотел, мог окружить свои действия непроницаемым покровом тайны. Точно известно, что в 1059 году он собрал жителей Севильи и сообщил, что халиф Хишам скончался в результате удара. Он велел похоронить останки изготовителя циновок из Калатравы с королевскими почестями. Будучи хаджибом, он посещал все погребальные церемонии пешком и без tailesan – своеобразной вуали, покрывающей голову и плечи. Он также сообщил союзникам на востоке о смерти халифа и предложил им выбрать другого монарха. Понятно, что никто и не помышлял о таком шаге. Впоследствии аль-Мутадид объявил, что халиф изъявил волю назначить его эмиром Испании. С тех пор все усилия аль-Мутадида были направлены на достижение этого положения. Он даже исполнился решимости захватить бывшую столицу монархии. Однако ему предстояло столкнуться с серьезным разочарованием.