Такое дерзкое поведение смахивало на измену. По крайней мере, Мутамид решил именно так. Но испытал он при этом скорее грусть и разочарование, чем злость. Чары, окружавшие его в течение двадцати пяти лет, развеялись. Зов сердца оказался обманчивым. Дружба Ибн-Аммара, его заверения в полной незаинтересованности, в непоколебимой преданности – все было ложью и лицемерием. Визирь, однако, вероятнее всего, был менее виновным, чем казалось его хозяину. Его тщеславие – это правда – было чрезмерным и нелепым, но нет никаких доказательств того, что он замыслил мятеж против своего благодетеля. Обладая не такой пылкой и впечатлительной натурой, как Мутамид, визирь не отвечал взаимностью на восторженную и страстную дружбу своего суверена. И все же он был искренне привязан к нему, на что указывают строки, написанные им в ответ на упреки Мутамида:

«Нет, ты обманываешь себя, когда заявляешь, что превратности судьбы изменили меня. Любовь, которую я испытываю к своей старой матери, Шамс, менее горяча, чем любовь к тебе. Дорогой друг, как получилось, что твоя любящая доброта больше не светит на меня, словно молния, разгоняющая ночную тьму? Почему ни одного доброго слова не веет на меня, как освежающий бриз? Подозреваю, бесчестные люди, которых я хорошо знаю, сговорились, чтобы отравить наше согласие. Неужели ты можешь отступить, убрать руку, которая была протянута мне в течение двадцати пяти лет нашей дружбы? Это были годы безоблачного счастья, когда у тебя не было ни единого повода жаловаться на меня и я не совершил ни одного проступка. Неужели ты не подашь мне руку, безжалостно бросив на произвол судьбы? Кто я, если не твой покорный и преданный слуга? Подумай! Не спеши! Нередко тот, кто спешит, спотыкается, а тот, кто идет осторожно, достигает своей цели. Ты думаешь обо мне плохо, когда узы, объединявшие нас, порваны, и рядом с тобой нет никого, кроме лживых и эгоистичных друзей? Ты вспомнишь обо мне, когда рядом не будет никого, кто смог бы дать тебе добрый совет, и меня не будет, чтобы отделять зерна от плевел».

Один час спокойного разговора, вероятнее всего, развеял бы опасения Мутамида и примирил двух друзей, всю жизнь испытывавших друг к другу искреннюю симпатию. Но, увы, принца и визиря разделяло много миль, и у последнего в столице было множество врагов, искавших любую возможность, чтобы оклеветать его, очернить в глазах монарха, придать злобное извращенное толкование его словам и поступкам. «Бесчестные люди», которых упоминал Ибн-Аммар и которых подозревал в злонамеренности, – это Абу Бакр ибн Зайдун, сын поэта Абу-л Валид ибн Зайдуна, и Ибн-Абд аль-Азиз, принц Валенсии и друг Ибн-Тахира. Ибн-Зайдун был очень влиятельным придворным, который так активно нашептывал Мутамиду гадости об Ибн-Аммаре, что заронил в его голову сомнения еще до отбытия визиря в Мурсию. Ибн-Абд аль-Азиз был не менее опасным врагом.