Явившись в исламский мир, европейцы принесли с собой товары – конечные продукты Индустриальной революции, но не эволюционные процессы, в результате которых стало возможно производство этих товаров. Мусульмане, разумеется, хотели иметь эти товары – да и кто бы не захотел? Кому не нужны дешевая одежда, фабричная обувь, консервы и прочее в том же роде? Мусульмане не видели, почему бы и им не производить то же самое. Станки и технологии можно закупить на Западе. Можно разобрать станок, понять, как он устроен, и сделать такой же самим. В процессе фабричного производства нет ничего загадочного, недоступного пониманию.

Но его социальные предпосылки – совсем иное дело. Условия, создавшие индустриализацию, невозможно импортировать с Запада ни за один день, ни даже за десять лет. Да и ее социальные последствия иным обществам, устроенным не так, как европейские, гораздо сложнее переварить.

Например, в османском мире производство уже давным-давно находилось в руках гильдий, тесно сплетенных с суфийскими орденами, которые, в свою очередь, были переплетены с движущими механизмами османского государства и общества: обуславливалось все это тем, что у каждого человека имелось несколько «клановых» лояльностей и обязательств, и строилось на повсеместном, само собой очевидном убеждении, что поле общественной жизни принадлежит исключительно мужчинам, а женщины должны быть заперты в мире частной жизни, вдали от политики и производства.

Однако по всему миру, как в Европе, так и в исламских странах, до индустриализации значительная часть производства находилась в женских руках, поскольку почти все ценное изготавливалось в доме. Женщины ткали, пряли, шили. Женщины играли огромную роль в животноводстве. Женщины превращали сырье, получаемое с поля или из хлева, в готовые продукты. Женщины занимались и многими другими видами ручного труда. Когда все эти процессы были механизированы, «домашнее производство» прекратилось, и бесчисленное множество женщин осталось без работы.

В Европе огромное количество женщин отправилось работать на фабрики, заводы, а со временем и в офисы. В структуре европейского общества это было вполне возможно. Верно, это вызвало некоторое социальное и психологическое напряжение – но право появляться на людях и действовать в публичном пространстве у женщин уже было, так что теперь они начали массово пользоваться этим правом: и со временем из этой великой перемены, так или иначе неизбежной, выросли философские размышления, политические теории и общественный активизм, в наше время именуемый феминизмом, движение, основанное на убежденности в существовании и святости индивидуальных прав. (Лишь там, где существует само понятие «индивида», можно сказать: «У индивида есть права» – и далее, когда эта мысль будет принята, заметить, что женщины такие же индивиды, как мужчины, следовательно, должны обладать теми же правами.)