Из аргументации Гердера следовало, что объективно истинных, равно пригодных для всех моральных и эстетических суждений не существует. Если человечество не сводится к одной лишь способности рассуждать, его ценности в разные времена и для разных народов не могут быть одинаковыми. Возьмем, например, эстетику: представления о красоте у немцев и у индийцев совершенно различны, но это не значит, что одни правы, а другие ошибаются. Каждое суждение отражает volksgeist – и верно лишь постольку, поскольку верно его отражает. Ценностные суждения не могут подниматься выше уровня нации.

Гердер не утверждает, что одни народы лучше других – говорит только, что они разные, и ни об одной нации нельзя судить по меркам другой. Но другой философ, немного моложе его, Иоганн Готлиб Фихте, развивая идеи Гердера, сделал следующий шаг и сместил акценты. Фихте соглашался, что человечество существует в форме наций, связанных воедино общим духом; однако предполагал, что некоторые народы могут быть выше других. Так, он полагал, что немцы обладают особым врожденным стремлением к свободе, ярко выразившимся в их языке, живом и страстном, в отличие от мертвенного французского. (С этим французы вряд ли соглашались.)

Фихте умер в 1814 году; пик его карьеры пришелся на годы, когда Наполеон покорял Европу и завоевывал немцев. В этом, возможно, один из ключей к влиятельности Фихте. Многие немцы, изнемогая под французским правлением, чувствовали желание заявить: да, французы и немцы совсем разные, и, хоть сейчас французы и на коне – возможно, немцы всё же в чем-то их «выше»…

Перемотаем вперед пять десятилетий: от падения Наполеона Бонапарта до 1870 года. Прусский канцлер Отто фон Бисмарк только что сколотил из множества разрозненных германских княжеств единое государство. Францией в это время правил внучатый племянник Наполеона, Наполеон Третий, самонадеянный и хвастливый, но далеко не столь талантливый, как его великий предок. Бисмарк заманил этого Наполеона в ловушку: вынудил объявить себе войну, а затем молниеносно обрушился на Францию, в несколько месяцев захватил Париж и навязал Франции унизительные условия мира, а кроме того, «отжал» у нее две изобилующие ресурсами приграничные провинции.

Немецкий национализм, выросший из горечи поражения, мог теперь гордиться победой. Расправил крылья триумфалистский взгляд на германскую нацию и ее великое и славное предназначение. Истоки германского volksgeist художники и поэты искали в древних тевтонских мифах. Страстный немецкий национализм нашел свое выражение в патетических и героических операх Вагнера. Историки начали развивать мифологический нарратив, возводящий происхождение немцев к первым индоевропейцам, арийским племенам, пришедшим с Кавказских гор[74].