Однако прежде чем покинуть Европу, упомянем еще два важных националистических движения, созревших на Западе. Одно из них имело для Османской империи самое непосредственное значение, важность другого проявилась позднее. Начнем со второго: оно сформировалось в Северной Америке одновременно с появлением там нового государства. Формально говоря, это государство возникло, когда тринадцать маленьких колоний британских поселенцев восстали против своего правительства и отвоевали себе независимость; однако во многих смыслах их конфедерация так и не стала единым национальным государством вплоть до Гражданской войны 1861–1865 годов. До войны люди в Соединенных Штатах называли свою страну «нашими соединенными штатами». Лишь после войны слова «Соединенные Штаты» начали употребляться с большой буквы, как название единого государства[76]. Войну вызвал вопрос о рабстве, однако президент Линкольн, оправдывая ее справедливость и необходимость, прямо ставил в центр своей аргументации сохранение единства страны. В своей Геттисбергской речи он заявил: война призвана проверить, в самом ли деле американская нация «зачата в свободе», а правительство ее действует от имени народа, ради народа и во благо народа. И Линкольн, и другие создатели Соединенных Штатов – политики, историки, философы, писатели, мыслители и граждане в целом – утверждали националистическую идею, резко отличную от национализма, расцветавшего в Европе. Вместо того, чтобы искать «дух народа» в общей вере, истории, традициях, обычаях, расовой или этнической идентичности, они утверждали, что множество индивидов способны стать «народом», если разделяют общие принципы и верность самому этому процессу. Это был национализм, основанный на идее, национализм, доступный каждому, ибо в теории членом такой нации может стать любой человек – не только тот, кто был в ней рожден.

Во время всё той же Гражданской войны новая нация впервые продемонстрировала свою потенциальную мощь. Гражданская война в Америке стала первой, в которой военачальник командовал армией в миллион человек, первой, в которой на одном поле битвы сошлись четверть миллиона солдат, первой, решающую роль в которой сыграли индустриальные технологии, от железных дорог до подводных лодок и первых моделей пулеметов. Верно, в этой войне соединенные (точнее, разъединенные) штаты сражались друг с другом и для внешнего мира опасности не представляли; но каждый мог вообразить, в какую грозную силу превратятся эти противники, когда сольются в одном государстве.

Вторым европейским националистическим движением, имевшим мировое значение и сыгравшим очень важную роль непосредственно для мусульманского мира, стал сионизм. Этот комплекс идей и страстей по своей аргументации и призывам очень напоминал все прочие европейские национализмы XIX века. Он соглашался с Гердером в том, что общий язык, история, культура превращает людей в нацию. Соглашался с Мадзини в том, что нация имеет право жить на собственной безопасной территории, в суверенном государстве. Соглашался с Трейчке и его единомышленниками в том, что национальное государство имеет право (и даже обязано) объединять в своих границах весь свой народ и, если понадобится, изгонять из своих пределов иные народы. «Если народами с такими правами, – говорили основатели политического сионизма, – являются немцы, итальянцы, французы – видит Бог, таким же народом с такими же правами являются и евреи!»