«Если между прихожанами батюшки и существовала какая-то нетерпимость, то она вытекала из разности психологических типов и душевного восприятия, — пишет Андрей Еремин. — Но сам отец Александр был совместим со всеми. Все разногласия он побеждал своей беспредельной любовью. Несмотря на широкий диапазон темпераментов и социальных различий, приходу были свойственны высокая толерантность и дух экуменизма. Практика отца Александра доказала, что большое многообразие может осуществляться не только в границах единой Церкви (имеющей стержень — структуру), но даже в рамках одного прихода, под руководством одного священника или епископа.

Некоторые боятся, что малые общины могут породить сектантские настроения и привести к расколам. Но лучшее средство от сектантства — возрастание в свободе, взаимной терпимости и открытости внешнему миру. Именно тоталитаризм и закрытость приводят к возникновению сект. Батюшка говорил, что там, где в религии торжествует форма, она обречена на вырождение.

Когда Церковь в государстве была гонима и зависела от произвола чиновников, необходимость малых групп для ее выживания не подлежала сомнению. Церковь выстояла в годы советской тирании именно благодаря катакомбным общинам вроде мечевских. Их создавали приходы, последовавшие призыву патриарха Тихона, который накануне кровавых испытаний призвал превратить приходы в общины.

Настойчиво создавая малые группы, отец Александр следовал промыслительному указанию этого патриарха. Батюшка говорил, что, если бы не было „катакомбных“ общин, его родные, скорее всего, не нашли бы путь к Церкви. С нормальным христианством они встретились именно там, а не в действующих храмах. „Что бы они могли найти в храме, в котором было тогда полторы трясущиеся старухи? И самые глухие и запуганные батюшки, которые могли только махать кадилом“.

Малые группы — домашние Церкви — поддерживали первых христиан, когда еще не было монашества и старческого руководства, когда христианство было открыто миру. В возвращении к этим формам отец Александр видел судьбу Церкви и человечества. „Сейчас, — говорил батюшка, — дуют очень холодные ветры, и вера больше не может быть теплым убежищем от бурного неуютного мира. И это справедливо, потому что христианам дана сила жизни и сила упования, а не еще одно анестезирующее средство“.

Конечно, естественная (языческая) религиозность свойственна людям, и „множество тех, кому холодно на свете, стремятся в это тепло и представляют себе христианство в виде какого-то уютного места, где можно согреться“[181]. Но отец Александр говорил: „Если мы не докажем Марксу, что религия для нас не опиум, мы будем плохими христианами“[182]. Он надеялся, что именно малые общины сумеют противостоять всем ветрам и стать достойным ответом на вызов основателя коммунизма.