Светлый фон

Второй аспект исступления, присутствующий в учении Григория Нисского, напротив, очень явно выражен у Иоанна Дальятского, когда он говорит об оцепенении, о восхищении или о выходе из человеческого чина. Действительно, хотя он и говорит иногда об оцепенении (temhā) в связи с помышлениями тайн,121 сокрытых в творениях122, гораздо чаще Иоанн использует этот термин для описания видения самой красоты Бога, поглощения Его славой и вызываемого этим полного забвения себя, так что человек больше не знает того, что он знает123. Здесь мы оказываемся на уровне облака или божественного мрака в аутентичном значении этих терминов у Дионисия или Григория.

temhā

С оцепенением Иоанн здесь связывает выражения, обозначающие исступление в собственном смысле слова: «человек выходит из своего чина» (nāp̄eq men ṭaḵsēh)124: сердце или ум (hawnā) воспаряют (pāraḥ men duḵtēh)125 и переносятся (šānē)126 благодаря восхищению (ḥṭīp̄ūṯā или ḥṭūp̄yā)127. Все эти выражения – так же как изумление (tahrā), о котором мы сейчас будем говорить, – могут быть соотнесены по отношению к оцепенению согласно следующей схеме, с помощью которой мы попытаемся объяснить, что Иоанн Дальятский подразумевает под «оцепенением (temhā) восхищения»128, которое есть «видение славы Божией»129.

nāp̄eq men ṭaḵsēh hawnā pāraḥ men duḵtēh šānē ḥṭīp̄ūṯā ḥṭūp̄yā tahrā temhā

Представляется, что вхождение в исступление начинается для него с изумления (tahrā). Хотя его обычно трудно отличить от оцепенения (temhā)130, с которым оно часто связано и имеет одинаковые последствия – прекращение движений ума, – однако оно, по-видимому, имеет меньшую силу, чем оцепенение. Иногда Иоанн говорит об изумлении в повелительной форме: «Изумись от любви Божией к нам»131, и еще: «Носи в уме (hawnā) твоем изумление Его величием»132, – чего он никогда не делает по отношению к оцепенению. Таким образом, в начальном состоянии исступления изумление может быть связующим звеном между все еще деятельной молитвой, заключающейся в «памяти Божией», и оцепенением, в которое она вводит133. Действительно, Иоанн неоднократно говорит, что «изумление повергает в онемение (bulhāyā134.

изумления tahrā temhā hawnā bulhāyā

В связи с оцепенением, несколько свойств которого мы упомянули выше, я здесь хотел бы обратить особое внимание на то, что это состояние представляет собой временную остановку в непрестанном преуспеянии с одной степени славы на другую, о котором мы говорили ранее в связи с тем, что у Иоанна Дальятского соответствует «эпектазису» Григория Нисского. В оцепенении ум недвижим и преисполнен: он пребывает «без движения»135, «в совершенстве без всякого пожелания»136.