Светлый фон

Диспут в Каменец-Подольске происходил незадолго до Рош а-шана и Судного дня 1757 года, и важно заметить, что Бешта среди его участников не было. Как и другие евреи, он находился в те дни в самом мрачном настроении духа, и как уже рассказывалось, отказался от своего обычая благословлять накануне Судного дня жителей Меджибожа и съехавшихся в город хасидов, и большую часть дня просидел, запершись, дома.

Тем временем праздник приближался, Бешт направился в синагогу, произнес там проповедь, а затем вдруг припал к ковчегу и громко запричитал: «Ой, лихо нам! Хотят забрать у нас Тору! Не сможем мы и полдня прожить среди народов!» — из чего явно видно, насколько беспочвенны были все обвинения противников Бешта в пренебрежении к изучению Талмуда.

В грозящей евреям беде Бешт обвинил раввинов-талмудистов, которые своим искажением самой сути иудаизма вызвали гнев как Всевышнего, так и великих душ мудрецов Мишны и Талмуда, собравшихся в высших мирах на суд. Затем, уже когда прочли молитву «Коль нидрей» («Все обеты»), открывающей молитвы Судного дня, Бешт сказал, что обвинение против евреев усиливается.

В таком напряженном настроении прошел весь Судный день, и перед «Неилой» — последней молитвой этого дня — Бешт во время проповеди разрыдался в голос, прислонив голову к завесе ковчега, а затем дал указание начать молитву.

«Неилу» Бешт всегда вел сам, не заглядывая в молитвенник — кантор произносил очередной стих из молитвы, а Бешт громко повторял за ним. Но в тот момент, когда кантор дошел до слов «Открой нам врата», Бешт не повторил этот стих. Не сделал он этого и во второй, и в третий раз, после чего кантор замолчал, а в синагоге начало нарастать напряженное недоумение.

Дальше, думается, стоит остановить пересказ этой истории, и снова привести ее в том виде, в каком она приводится в «Шивхей Бешт»:

— И стал тот (Бешт — П. Л.) страшно раскачиваться, иногда так наклоняясь назад, что голова оказывалась вровень с коленями, и перепугались они всем миром, как бы не упал он на землю, хотели подхватить его и поддержать, но боялись. Дали знать р. Зеэву Кицесу — благословенна память о нем! Пришел, взглянул ему в лицо и подал знак, чтобы не трогали его. А глаза его были выпучены, и, раскачиваясь, он голосил, как зарезанный бык. И продолжалось это около двух часов, и внезапно он очнулся, выпрямился, начал очень быстро молиться и закончил молитву. На исходе Дня Искупления пришли все они к нему, чтобы выразить свое почтение, ибо всегда был у них такой обычай, и спросили его о приговоре, и он рассказал им: «Стоя в замыкающей молитве я молился весьма успешно и переходил из мира в мир без всяких препятствий во время всех тихих благословений (т. е. индивидуальной молитвы — П. Л.), а также во время громких благословений, пока не достиг одного чертога, и оставалось мне пройти всего одни ворота, чтобы оказаться пред ликом преславного и благословенного Господа, и в этом чертоге я нашел молитвы, которые пятьдесят лет не могли вознестись, а ныне, поскольку в этот день мы молились с приникновением, поднялись все эти молитвы, и каждая молитва сияла как утренняя звезда. И обратился я к этим молитвам: „Почему вы до сих пор не вознеслись?“. И сказали: „Нам велели подождать ваше высокостепенство, чтобы вы повели нас“. И сказал я им: „Идите за мною!“. А ворота эти были открыты».