Рассчитавшись, Майский взял пакет с фруктами и, вернувшись с Алиной на тротуар, пошел дальше, в обход рынка.

— Можно пейсик? — почти сразу спросила у него Алина.

— Нет. Домой придешь — тогда и поешь, — отрезал было Майский, но тут же расценив, что его ответ прозвучал чересчур категорично, решил пояснить причину своего запрета и добавил, на этот раз уже каким-то даже уговаривающим тоном: — Они же грязные — заразу можешь подхватить. Давай лучше дома.

Некоторое время Майский и Алина шли не разговаривая. Он погрузился в раздумья, а она бодро вышагивала рядом.

Майского всецело поглотил вопрос, над которым он в последнее время размышлял все чаще и чаще — вопрос о смысле жизни. Никогда прежде за сорок семь лет этот вопрос не занимал его с такой силой, не стоял перед ним так остро, как в последние два месяца. Раньше, он даже не задавался им напрямую, потому что всегда подсознательно находил ответ на него или в своей текущей работе или в том, что планировал сделать в будущем. Когда Майский был занят спором в суде Я-ска, именно это и наполняло его жизнь, все его существование смыслом. Он видел результаты своих трудов, и это давало ему то самое воодушевление, которое приносят победы и достижения, пусть даже самые мелкие. Когда же тяжба закончилась, он всем своим сознанием повернулся к идее открыть какое-нибудь предприятие, которое по его замыслам непременно должно было перерасти в крупный бизнес и сделать его успешным, обеспеченным человеком. Он жил только этой мечтой, ежедневно в мельчайших деталях представляя, как все у него будет организовано, а открыв вместе с Павлом Федоровичем магазин, эта мечта стала почти реальной, осязаемой как никогда прежде. Но два месяца назад выяснилось, что начатое ими дело не приносит ожидаемых результатов и на Майского напала сильнейшая ипохондрия. Его мечта, на которую он уповал, и которая воплощала в себе цель, заставлявшую идти вперед, оказалась на грани краха и, чувствуя это, Майский погрузился в омут постоянной тревоги и страха. Подсознательно он понимал, что если сейчас это их предприятие рухнет, то у него уже не останется ничего, совершенно ничего, что смогло бы придать смысл его существованию. С одной стороны это заставляло его всеми силами держаться за начатый проект, порою обманывая самого себя в оценке его эффективности и целесообразности. С другой — у Майского возникла насущная необходимость в альтернативе той мечте, которой он был поглощен все последние годы, которая единственная наполняла его существование смыслом, и которая вот-вот должна была рухнуть. Он осознанно начал задаваться вопросом о смысле своего существования, потому что ответ на этот вопрос становился для него жизненно важной необходимостью.