В таком чрезвычайно нервическом состоянии сознание Майского характеризовалось особенной мнительностью и ранимостью. Его душевное смятение было настолько сильным, что в любом слове, двусмысленном замечании, да и просто косом или назойливом взгляде Майский видел попытку задеть или оскорбить его. Он на все реагировал с крайне болезненной чувствительностью, и когда нашел сейчас на себе пристальный взгляд сидевшего напротив него старика, то черная желчь поднялась в нем.

Старик продолжал, как и прежде в упор смотреть на него. Майский с силой сжал губы и снова отвел взгляд, на этот раз еще дальше в сторону. Но в таком положении он смог просидеть только несколько секунд: разжигаемый изнутри злобой и агрессией, Майский в очередной раз поспешил обратить взор на старика — тот продолжал смотреть ему прямо в глаза. Возмущение, охватившее в этот момент Майского, было настолько сильным, что привело в движение все его тело: он уже не мог усидеть на месте и начал беспокойно ерзать на стуле в разные стороны, потом неожиданно выпрямился, подался для чего-то вперед, но вдруг снова отстранился и, ссутулившись, продолжил исподлобья разглядывать старика.

В старике было что-то неестественное, непонятное: лицо его выражало абсолютное спокойствие — на нем отсутствовали всякие эмоции; он сидел не шевелясь, даже почти не моргая и пристально гладя на не находившего себе места мужчину. Особенно Майского смутил взгляд старика: очень странный, необычно холодный и спокойный, с неподвижными, как будто застывшими зрачками. Именно глаза были во всем этом непостижимом, похожем на статую старике самым безжизненным местом. Всматриваясь в них некоторое время, Майский вдруг ощутил страх: этот до крайности странный старик начал пугать его. И в ответ на возникший страх в Майском тут же усилилась бродившая в нем агрессия: лицо его искривилось в злобной гримасе и он резко кивнул старику, как бы спрашивая движением головы «Что ты на меня уставился?»; и хотя внешне старик по-прежнему оставался без движения, каким-то необъяснимым животным чутьем Майский ощутил, что тот заметил этот его вопросительный кивок.

— Что смотришь? — спросил Майский уже вслух, одновременно с этим повторив свой кивок головой.

После этих слов старик вдруг ожил: он сначала как будто насторожился, но тут же улыбнулся, чуть сощурив глаза и начав чаще моргать ими.

Радостное выражение, которое изобразилось сейчас на лице старика, сильнее прежнего разозлило Майского.

— Что смотришь?! — повторил он громко и вызывающе.

Произнеся сейчас эти слова, Майский почувствовал, что многие из сидевших поблизости людей обратили сейчас к нему свое внимание и резко повернулся в их сторону. Однако, как только он развернулся, все заинтересовавшиеся тут же поспешили возвратиться каждый к своему занятию.