В продолжение речи Белокобыльского раскрасневшийся Майский сидел почти не шевелясь, часто дыша и исподлобья смотря на юриста. Все сказанное причиняло ему невыносимые страдания; слова Белокобыльского подобно ударам ножа терзали и мучили его, проникая в самую глубь души. То, что все его судебные споры и тяжбы, и годы борьбы были по своей сути бессмысленны, оказались просто бесследно развеявшимся дымом, не задевало Майского — он сам уже прекрасно осознал и принял этот факт. Его уничтожала другая мысль — мысль о том, что он никто, пустое место, а его жизнь не более чем нелепая конвульсия ущербной личности. На протяжении последних месяцев эта мысль не покидала Майского: все ближе и ближе подходила она к нему, нависали над ним, а он, не в состоянии окончательно принять ее, отчаянно бежал в иллюзорную туманность призрачной надежды. Но сейчас, когда Белокобыльский озвучил ему эти самые сокровенные, пугающие мысли, перед Майским вдруг раскрылась вся их реальность и очевидность, и они вспыхнули с такой силой, что у него помутнело в голове.

Но эти же мысли, озвученные Белокобыльским, явились ярчайшим доказательством того, что размышления Майского, то видение реальности, к которому он несколько месяцев продирался сквозь туман подсознания, все его последние выводы были верными. Высказывания Белокобыльского как ничто другое укрепило Майского не только в отношении к себе, своей жизни, но и в понимании причин, почему так произошло. Невыносимой, лютой злобой проникся он к Белокобыльскому и Литовской; его охватила такая ненависть, что зубы свело, голова пошла кругом, и он, не в силах ничего произнести, еще некоторое время тупо и молча смотрел в преисполненное пренебрежением ухмыляющееся лицо Белокобыльского.

— Да вы такие гниды, которых еще поискать надо, — наконец сказал Майский. Лицо его горело, глаза сверкали из-под бровей. Он начал глухо, сдавленно, но с каждым последующим словом голос его становился громче и яростней. — Отвратительные гады. Бесстыжие свиньи! Вы противны мне до глубины души!!! Всю свою жизнь я страдал от подобных вам паразитов!..

— Да заткнись ты уже! — криком прервала его Литовская. Слова и поведение Белокобыльского развеяли все ее сомнения и страхи. Отчаянно ища столь нужное ей сейчас успокоение, Литовская глубоко прониклось спасительной речью юриста, его отношением к угрозам Майского, и с желчным отвращением смотрела сейчас на сидевшее перед ней ничтожество. — Все плохие, кроме тебя одного, да?! И в Я-ске, и в суде, и мы здесь — все плохие! Но знаешь, что я тебе скажу? Если вокруг одна сплошная жопа, значит, скорее всего, ты говно! Понимаешь?! Ты говно!!! Убирайся отсюда!