— Почему они спорили? — спросил у азербайджанца Майский.

— Покупатель хотель заменить барана.

— Но какая разница? Ведь он же все равно будет его убивать. Попытался бы лучше сбросить цену.

— Э-э-э, не-е-ет, — лукаво и самодовольно улыбнулся азербайджанец. — Ж`ивотное должно быть здоровым. Больное, кривое, тощее — не подходит. Дащь если просто рёг обломан — уже не подходит.

Очередь двигалась дальше, и через некоторое время своего барана получил и сын азербайджанца. Отойдя с отцом и Майским чуть в сторону, к самой стене, он в одиночку быстро скрутил животное, достал нож и, спешно произнеся ритуальные слова, ловко и легко прошелся им по горлу жертвы. После этого он вытер лезвие об шкуру и, взяв барана за морду, сильно выгнул ее к заду. Только сейчас Майский увидел, насколько глубоким в действительности был этот с виду незначительный порез: одним единственным движением сын азербайджанца вполовину рассек животному шею. Когда же молодой человек завел барану голову, из раскрывшейся раны сплошным парящим потоком хлынула еще теплая густая кровь, моментально заливая собой свежий выпавший накануне снег и превращая его в насыщенную ярко-алую кашу.

— Нущно щтоби кровь витекля… Пока вся кровь не витечет разделивать нельзя, — решил пояснить происходящее азербайджанец, несколько смущенный тем недоумевающе-обескураженным видом, с которым Майский наблюдал за действиями его сына.

И хотя ошеломленный Майский не понял ничего из услышанного, голос азербайджанца привел его в чувство. Он оглянулся по сторонам: у возвышенности посреди площади по-прежнему толпился народ, а с грузовика продолжалась торговля, но людей на улице теперь было значительно меньше, в общем — человек сто пятьдесят или двести. Сместившись почти в самый тупик, мужчины разобрались на небольшие группы: кто-то кучковался вокруг истекающих кровью и дрыгающихся в конвульсиях животных, некоторые уже приступили к разделке туш, а большинство с неподдельным интересом наблюдали за теми, кто еще только готовил своих жертв, наполняя улицу громкими жизнерадостными возгласами, произносимыми на самых разных языках и наречиях, среди которых то и дело снова и снова раздавалось дикое предсмертное баранье блеяние. Участок улицы возле тупиковой стены еще час назад укрытый нетронутым белейшим снегом, теперь буквально утопал в крови. Здесь воцарилась настоящая вакханалия смерти.

— Зачем все это? — отрешенно спросил у азербайджанца Майский.

— Щто «это»?

— Зачем вы приносите жертвы?

— Ж`ертва приведет каждого из нас в бессмертие! — бодро произнес азербайджанец. — С нее начнется новая ж`изьнь!