Развернувшееся на глазах у Майского действо ошеломило его. Он уже и забыл, когда наблюдал подобные плотные и многочисленные скопления людей. Последний раз это было, наверное, лет двадцать пять назад, во время советских майских демонстраций, но даже на тех демонстрациях не было никогда такой ритуальной собранности и организованности: находившиеся сейчас здесь сотни мужчин были не просто одним организмом — они сделались единым сознанием.

Поразило Майского и то, что во всей этой толпе не было никого европейской внешности. Он даже не представлял, что в N-ске проживало столько чеченцев, узбеков, казахов, татар, и уж тем более не способен был вообразить, что в городе, где он родился и вырос, жизнь которого, как ему казалось, знал досконально, могло происходить нечто подобное. Воочию наблюдая сейчас перед собой толпу собравшихся возле мечети и производящих какой-то свой ритуал кавказцев и выходцев с ближнего востока, слушая раздававшуюся из закрепленных по кругу громкоговорителей молитву проповедника, и не понимая ни единого слова из совершенно незнакомого ему языка, у Майского возникло ощущение, будто бы он находится не в N-ске, а в каком-то восточном исламском городе, вроде тех, какими пугают в репортажах из телевизора.

Между тем молились не все присутствующие. Человек двадцать, находившиеся рядом с Майский, сбоку от выстроившихся, лишь молча поодиночке наблюдали за происходящим или скучковавшись в группы по трое-четверо о чем-то тихо переговаривались друг с другом. Неподалеку возле стены был припаркован большой грузовик с высокими, в полтора метра, самодельными деревянными бортами, а еще один такой же находился на противоположной стороне толпы, возле выезда на бульвар. Стоявший поблизости грузовик закрывал Майскому обзор и он, сместившись на несколько шагов в сторону, устроился рядом с низкорослым и щуплым мужчиной лет пятидесяти пяти, внешностью похожим то ли на азербайджанца, то ли на дагестанца, одетым в бардовую куртку, которая была для него явно велика, свисая на плечах и спине широкими складками. Когда Майский подошел ближе, азербайджанец повернул к нему свое вытянутое худосочное острое лицо, а вместе с ним обернулось еще несколько стоявших поблизости человек, но никто из них не сказал ни слова, кажется, вообще не придав появлению Майского какого-нибудь значения, и лишь азербайджанец, отчего-то широко ему улыбнулся.

— Что здесь происходит? — спустя пару минут, тихо спросил у азербайджанца Майский, наклонившись почти к самому его уху.

— Праздник, — опять просияв в улыбке, односложно ответил тот, как отвечают обычно люди, когда разговаривают на плохо знакомом им языке.