Никогда еще дорога до банка не была для Майского такой долгой и мучительной. Добравшись же до места, он обнаружил внутри множество самого разного народа и, выяснив кто последний, принялся ждать своей очереди. Стоя в угнетенном своем состоянии в заполненном людьми холле банка с огромным трудом Майский сдерживал себя от того, чтобы, бросив все не выбежать прочь, но, скрепившись, прождал-таки почти полчаса и, получив свои четыре тысячи девятьсот семьдесят рублей, не мешкая направился к дому.

Майский был подавлен: нараставшие тревожные ощущения распаляли его чувства и путали разум. Мучительные мысли, что все окружающие смеются над ним, что он всеми презираем, всем ненавистен, сводили его с ума. Идя по улице, он маневрировал в разные стороны, стараясь никому не мешать, но при всем его внутреннем желании и прилагаемых усилиях то и дело не в состоянии был сходу разминуться с попадавшимися навстречу людьми: сойдясь с кем-нибудь почти вплотную, он предпринимал судорожные попытки обойти человека, которые удавались, как правило, не ранее чем с третьего раза. Каждая подобная ситуация еще больше угнетала Майского: ему казалось, что он представляет жалкое зрелище; находиться в окружении людей стало для него мукой. Вдруг справа раздался громкий в несколько голосов смех: сходу бросив в сторону беглый взгляд, Майский заметил небольшую группу молодых людей, которые стояли вместе, но совсем не общались друг с другом, а все как один расплывшись в широких открытых улыбках, смотрели в его направлении. Майский резко отвернулся, совсем смешался. Движения его сделались еще более неловкими: он уже еле держался на ногах, шаркая на ходу ботиками и несколько раз чуть не запнувшись буквально на ровном месте. Грудь Майского сковало, так что он не мог толком вздохнуть, голова кружилось, сердце неистово колотилось, и хотя он шел совсем небыстро, весь с макушки до ног был мокрый от пота. Пройдя еще метров сто, совершенно вымотанный, чувствуя, что не в состоянии больше находится на заполненном людьми тротуаре, он из последних сил нырнул в показавшийся справа между домами проход.

Свернув с улицы, Майский попал в узкий пешеходный проулок, который пролегал между двумя рядами старых кирпичных трехэтажных домов с маленькими темными заляпанными оконцами. Здесь не оказалось ни одного человека, да кроме того было значительно тише, и ему сразу стало легче: впервые за несколько часов он поднял голову и вздохнул полными легкими, чувствуя, как оцепенение и тревога ослабляют свою хватку. Проулок тянулся насквозь до противоположной улицы и Майский, расстегнув наполовину замок куртки, совсем замедлил свой ход, не желая скоро покидать это спокойное место. С каждым шагом движения его становились все более свободными, мысли начали проясняться и как только рассудок вышел из ступора, лютая злоба вновь окутала его. Отягощенное мучительными переживаниями до крайности истерзанное подсознание Майского металось и билось в отчаянии, и в ответ на эти непереносимые душевные страдания, неистовая дикая ненависть вспыхнула в нем. Преступная власть, коррумпированные чиновники, Белокобыльский и Литовская — они были виновны в том, что с ним происходило! Все это сделали они: они уничтожили его, превратив в того, кого он сам теперь презирал и ненавидел! Он с силой сжал зубы: желчная злоба захватила его разум, и кроме этой озлобленности не было более ничего.