Распаляемый лютой ненавистью, Майский не заметил, как дошел до противоположного конца проулка, где услышал вдруг странный, все усиливающийся гул. Он не раз бывал здесь прежде и хорошо знал, что улица, на которую собирался выйти, являлась небольшим тупиковым проездом, всегда тихим и безлюдным, отчего доносившийся сейчас с нее гул привел его в замешательство. Приближаясь к выходу, он силился дать объяснение этому непонятному шуму, но при всем желании не смог бы вообразить то, что открылось его взору, когда он свернул за угол.

Проулок соединялся с улицей всего в каких-то двух метрах от тупиковой стены, расположенной в самом ее конце. Это была стена супермаркета, вход в который находился с противоположной стороны здания, а здесь имелись лишь большие, выкрашенные оранжевой краской и запертые сейчас тяжелым навесным замком служебные ворота. От этой стены улица тянулась метров на двести вперед, выходя другим концом на оживленный бульвар. Слева во всю ее длину шли друг за другом несколько трехэтажных домов, а на другой стороне, справа, располагалась большая мечеть, огороженная невысокой металлической оградой. Узкая проезжая часть здесь с трудом позволяла разъехаться двум легковым автомобилям, но широкие тротуары с газонами по обеим сторонам от дороги и большая площадь перед мечетью, фасад которой находился метрах в пятидесяти от забора, в совокупности создавали довольно просторную, ровную и светлую площадку.

Свернув с проулка и направившись в сторону бульвара Майский, не пройдя и двух шагов, остановился в полной растерянности и недоумении. Вся улица с того места, где он сейчас стоял и до самого перекрестка была полна народу. Тут находилось, наверное, человек пятьсот, а может быть и тысяча: одни мужчины, самого разного возраста, и все — кавказской или восточной внешности. Одеты они были в основной своей массе однообразно: в джинсы, вязаные шапочки и черные куртки; однако то тут, то там в толпе можно было разглядеть кого-нибудь в модном пуховике, дорогом пальто или нескольких надетых одна на другую засаленных спортивных мастерках. Перед каждым из находившихся здесь мужчин был расстелен небольшой коврик или плед, а сами они, разувшись, выстроившись ровными плотными рядами, стояли лицом к мечети, плечом к плечу друг с другом, заняв собой большую часть улицы, включая площадь, тротуары, проезжую часть и даже газоны. Все как один низко опустив головы и держа на уровни груди перед собой сложенный лодочкой ладони, они, закрыв глаза, нашептывали слова молитвы, которую читал в микрофон стоявший возле дверей мечети проповедник — единственный присутствующий здесь человек одетый в религиозную одежду.