— Не липа, — убежденно мотнул головой Леонид Федорович.

— Почему ты так уверен?

— Нас следователь, который дело Максима вел, вызывал. Все рассказал и оригинал письма предоставил.

— Точно его подчерк?

— Точно.

— А где опубликовали?

— На сайте партии выложили.

Леонид Федорович замолчал; молчал и Роман. Оба они о чем-то задумались и несколько минут ехали в тишине.

Каждый раз, когда разговор касался Майского, все в семье погружались в тягостные и неизменно продолжительные размышления. Вроде бы и на сто рядов надумано-передумано было, а все же. Слишком много имелось тут всего: много ясного, и еще больше неясного; много неоднозначного, а то, что казалось однозначным для одного, другому наоборот виделось совершенно неочевидным.

— Я рассказывал, что встречался с ним накануне? — наконец прервал тишину Роман. Он хотел передать свой последний разговор с братом, но увидев утвердительный кивок отца, продолжать не стал.

Оба опять замолчали.

— Что он хотел? — снова обратился к отцу Роман.

Тот ничего не отвечал.

— Зачем он это сделал?.. Революцию хотел начать? Пример показать?

— Чиновников наказать! Отомстить за свое унижение! — не выдержав, пылко и зло произнес Леонид Федорович. — Замучили человека. Довели!

— Глаза он хотел людям раскрыть. А что толку? Разве кто-нибудь услышал? Три души загубил — и все бессмысленно.

— Бессмысленно?! — вскипел Леонид Федорович. — Да что бы ты делал без его завещания?!

— Без какого завещания? — нахмурился Роман, тоже заметно раздражаясь. — Пол листка, от руки исписанных и ничем не заверенных.

— Это самое настоящее завещание! Последняя воля покойного.

— Почему же тогда не Марина в наследство вступила, как он написал, а вы с мамой?