Итак, общество стало Бытием, а значит, узурпировало функции Бытия подлинного (понятно, что, став Бытием, общество не может приобрести характер «подлинности», оно остаётся имитацией, остаётся «тенью», но об этом запрещено говорить). Главная характеристика подлинного Бытия при встрече с отражениями, с отброшенными им на зеркала тенями, – это ожог нестерпимо мощным адским пламенем, которое ревёт в скрытой от глаз и восприятий всего вторичного бездне. Бытие, таким образом, «лечит» наотмашь, вплоть до чистого уничтожения всего, что ему попалось на дороге. Как говорится, «что не излечивает лекарство, излечивает железо, что не излечивает железо, излечивает огонь»! Общество присваивает себе эту важнейшую функцию «врача».

Бессознательно обыватель говорит о социуме как о судьбе, о самой жизни и специфически – о некоем абстрактном, вроде Деда Мороза, «враче». Обычный разговор обывателя – «жизнь научит», «судьба так сложилась», «тюремные университеты» и прочее, – с установкой на то, что все щелчки по носу и ожоги по ходу жизненного процесса человек получает от общества. Для сегодняшнего обывателя общество стало настолько мистическим и пугающим ведомством (не путать со спецслужбой!), что он даёт ему различные клички, относящиеся к отдельным частным функциям. На некоторые из них – «судьба», «лекарь», «жизнь» – мы уже указали.

Общество управляет людьми через боль, воспитывает их через боль. Тут есть, однако, интересный момент. Если общество при всех своих позах и амбициях остаётся всё-таки симулякром Бытия, то и боль, которую оно способно причинить, оказывается симулякром боли.

Симулякр истинной боли! Вот что такое, по сути, многообразные формы социального давления, угнетения, «подхлёстывания», которые составляют путь на Голгофу обычного человека, полностью уверовавшего в общество как в Абсолют.

Отсюда следуют два вывода. Первое – чистый атеизм является конечной и категорической формой социализма. Не в смысле марксистского термина «левизны» или чего-нибудь такого, а в том смысле, что человек просто поклоняется социуму («социальному») как глобальной и последней инстанции. При таком поклонении у социума есть права на всё – право на любое унижение, любое вторжение, на любое насилие… И, кстати, непонятно, как логически можно совместить либеральную социократию с концепцией «прав человека»? Чистый атеизм – полная социократия – ведёт к абсолютному демонтажу всякого личного достоинства.

Второй вывод заключается вот в чём. Если человек всё-таки хоть чуть-чуть не атеист, если он видит хотя бы некоторую разницу иерархического порядка между случайным булыжником и своей башкой, то тогда может оказаться, что его полоснёт по горлу не симулякром, а вполне настоящей болью, к которой он не готов. Не готов прежде всего потому, что на 99 % он сидит в комфортной трясине псевдоболи. Вот этот 1 % может закрыть его личную тему и «вылечить» его окончательно.