Светлый фон

— Теперь он один из нас. Тысячная Любовь вернулась на поверхность, дабы распространить добрую весть.

Шарлотта встревожилась.

— Он прикидывался. Он солгал!

— Что?

— Я знаю своего брата. Он вернулся не для того, чтобы нести весть. Он приведет сюда полицию, армию! Он уничтожит нас! Ты унизил его, и он жаждет мести!

— Я не сомневаюсь в его искренности, — настаивал я, хотя уже видел трещины в своей уверенности, и они с каждой минутой становились все шире. — Он изменился!

— Чушь, — отрезала Шарлотта. — Он предаст тебя! Ты послал в мир не Крестителя, а нового Иуду!

Как я заметил, верные, узревшие председателя, после этого в качестве побочного эффекта становились более красноречивыми и многословными.

— Ты уверена?

— Бесспорно.

На какое-то мгновение я растерялся.

— Что же нам делать?

— Привести план в действие. Забудь о четырнадцати днях. Сделай это сейчас.

— Но мы не готовы!

— Ты планировал это в течение долгих лет. Конечно же, мы готовы! Кстати, я уже отдала команду остановить поезда.

— Без моего позволения?

— Извини. Мне показалось, что так будет лучше. Времени нет. Поезда подземки сегодня не станут нам помехой. — Она посмотрела на моего спутника. — Еще вот что. Сомнамбулист. Мой брат вернется за ним. Он может оказаться нам полезным в качестве… рычага.

Для того чтобы усмирить Сомнамбулиста, понадобилось двадцать человек. Поняв, что мы задумали, он начал бешено сопротивляться, но в конце концов мы загнали его в главный зал и повалили наземь. Конечно, он был практически неуязвим, и мы понимали, что одни веревки да цепи его не удержат. В конце концов решение нашел мистер Спейт.

Мы двадцать четыре раза пронзили Сомнамбулиста насквозь, всадили в его тело две дюжины шпаг и вбили их в землю. Стоически, без единого звука он выдержал эти мучения, и я снова задумался — что же он такое на самом деле, кто же может выдержать такую пытку и не пролить ни капли крови? Глядя на него, я вспомнил о Гулливере, связанном и пригвожденном к земле лилипутами, о Галилеевом изображении человека, изуродованного, пригвожденного, низведенного до статуса насекомого в коллекции.

«Любовь» окружила великана с любопытством и немалым страхом. Я призвал их к порядку — все девять сотен девяносто девять человек, воинство Летней Страны, рядовых Пантисократии. Я понимал, что слова, которые я сейчас произнесу, самые важные в моей жизни, кульминация мечты, лелеемой десять лет.