Но не сам этот объект вызывал такой восторг, а то, что находилось внутри сферы, — ее единственный постоялец.

В сфере плавал старик, одетый в костюм, устаревший лет на сто. Его жидкие седые волосы пожелтели от никотина и старости, кожа была нечистой, местами порванной и выказывающей первые признаки разложения. Он был узнаваем безошибочно. Первый поэт своего времени.

Думаю, Мун понял это сразу. До Сомнамбулиста дошло чуть позже. Строка стихотворения сама собой всплыла у меня в памяти: «О, когда б я вспомнил взоры девы, певшей мне во сне».[30]

Мун ахнул, и с некоторым удовольствием я увидел, что он наконец постиг полное величие моих деяний.

— Но как такое возможно?

— Гальванизм, — торжествующе сказал я. — Чудеса электричества и пара.

Сомнамбулист что-то бешено карябал на своей доске.

МОГИЛЬНЫЙ ВОР

МОГИЛЬНЫЙ ВОР

Я пожал плечами, поскольку был выше этой жалкой морали.

— Я освободил его. Несомненно, он был бы мне благодарен.

— Он какой-то… поврежденный, — неуверенно проговорил Мун.

Сомнамбулист уставился на руку старика сквозь одно из окошечек в сфере.

ШВЫ

ШВЫ

— Когда я его откопал, — объяснил я, — некоторые части его тела сильно разложились. Их пришлось заменить… Конечно, по возможности мы использовали части тел его друзей. Левая рука принадлежала Роберту Саути. Несколько пальцев ног мы позаимствовали у Чарлза Лэма.[31] Другие органы, о которых лучше не говорить, взяты у покойного мистера Водсворта.

ЧУДОВИЩЕ

ЧУДОВИЩЕ

— Я бы сказал, существо из заплаток, — ответил я. — Но я не чудовище. Я спаситель. Владыка Пантисократии.

Мун был просто пригвожден к месту.