— Мы можем попробовать собраться завтра, — примирительно сказал заведующий отделения.

Она обвела палату тусклым взглядом.

— Уж постарайтесь.

Подобрав спортивную сумку у ног, она вышла, не попрощавшись.

Базелевич покрылся испариной. Он хотел бы очутиться сейчас дома, с рюмочкой коньяка на любимом диване с хорошей книжкой.

— Ладно, — спустя пару минут сказал Сапрыкин. — Нужно идти, или вы хотите ознакомиться с документами?

Базелевич крутнул головой. Он уже выходил из палаты, закрывая дверь, когда полный отчаяния шепот догнал профессора:

Не делайте этого! Не позволяйте ей убить меня! Прошу вас!!!

Он в панике оглянулся. Девочка лежала в темной палате абсолютно без движения. Светлое пятно кровати в мерцающей темноте выглядело неправдоподобно одиноко и пугающе.

Завтра же! Завтра! Никаких откладываний, — подумал он, прибавляя шаг.

— Савелий Петрович, я думаю, мать права. Соберемся завтра утром и решим этот вопрос, — кивнул он обескураженному заведующему отделения.

Глава 31

Глава 31

2012 год

Если это сон, то, пожалуй, самый реалистичный сон из всех, что она видела в своей жизни. Так подумала Маша, открыв глаза. Она не помнила, как они попали сюда. Впрочем, в последнее время такие странности-метаморфозы случались с ней все чаще.

Ей казалось, что время — где-то там, снаружи, в каком-то другом мире, течет по-прежнему, минута за минутой, час за часом, день за днем, тогда как здесь, в институте, оно сплющивалось, вызывая галлюцинации и тревогу. Нет, — страх.

Они подписывают договор. Она просит ручку у мужчины, смутно знакомого, потом завтрак или обед, лекция, медосмотр… или наоборот и, наконец, первый укол.

Первый укол. Каждый день первый укол. День за днем. После укола, момент которого она помнит очень смутно, все меняется — и это не какие-то внешние или внутренние изменения, это изменения сути. Изменения в ее человеческой природе. Что-то внутри нее сопротивляется до последнего, чернота, подступающая к горлу, вот-вот польется внутрь и тогда…