— Мужчина, молодой человек, подождите минутку. Телеканал «Жизнь». Можете сказать нам, что произошло минувшей ночью, почему сгорела церковь?

Человек лет сорока пяти приостановился и сразу стало ясно, куда он спешил — похмелиться. Он махнул рукой на церковь.

— Понятия не имею.

— Судя по развороченному забору, разбросанным вещам, шапкам, следам крови, тут произошло целое побоище. Вы ничего не слышали?

— Ее давно пора было сжечь, — сказал мужчина. — Что вы снимаете? Я вам разрешения не давал. Я не знаю, я ничего не слышал. Вчера стояла как новенькая.

— А почему у вас лицо разбито? — спросил Макс.

Мужчина потрогал лицо пальцами правой руки, костяшки которой тоже были сбиты в кровь.

— А кто его знает. Ничего не помню. — Он обхватил голову руками, пытаясь скрыть свое лицо.

Катя с Максом переглянулись.

— Вы видите, никто, ни один человек не знает, что происходило ночью. Полиции также не видно. Снег, который шел всю ночь, сейчас замедлился. Но даже под белым покровом видно, что ночью здесь произошло нечто ужасное, побоище и здание церкви полностью выгорело.

Макс направил телефон на черный обугленный остов, вздымающийся кверху жутким перстом.

— Господи, — прошептала Катя, — Макс, мне нужно быстрее домой.

— Еще пять минут эфира и идем, — шепнул он. — Ты представляешь, что делается сейчас на канале?

Она представляла.

— Какой-то кошмар, — сказала она. — Выключи пока.

Макс шелкнул кнопку телефона. Передача прекратилась.

— Где пожарные… — сказал он медленно. — Где вообще все? Ничего не понимаю. И что это за вонь такая?

К едкому запаху пожара примешивался еще и отталкивающий, выворачивающий наизнанку удушливый смрад.

— Это свалка рядом с городом, — сказала Катя. Ветер северо-восточный несет.

— Как тут можно жить? — спросил Макс, глядя на нее. — Неужели ты тут жила? И… твоя мама…