Кумачаи меняет очки.

– «Фаллопиевы трубы разделены и перевязаны, – читает он. – Состояние брыжеек нормальное».

Кумачаи хмурится, недоверчиво качает головой.

– Это неверно, – говорит он наконец.

– Что неверно? Это же ваши собственные комментарии. Вы диктовали их, когда проводили операцию. Неужели вы допустили ошибку, доктор?

– Это неверно, – повторяет тот.

Сэнди подходит к нашему столу. Джейми подает ему другую бумагу. Я шепчу Сэнди:

– Ты хочешь сказать, что у Каролины маточные трубы были перевязаны?

За него кивком отвечает Кемп.

Я словно проваливаюсь в какую-то пустоту. Чувствую себя в подвешенном состоянии, чувствую, что запутался в собственных ощущениях. Порвалась некая важная нить. Отдалилось все, что происходит в зале, краешком сознания я понимаю, что Мяснику Кумачаи приходит конец. Он еще пытается отрицать, что у мисс Полимус были перевязаны маточные трубы. Сэнди сует ему в руки бумагу с заключением гинеколога с Западной стороны, который шесть лет назад, когда Каролина сделала аборт, провел операцию с трубами. Очевидно, к нему и ездил Кемп вчера утром.

– Я еще раз спрашиваю вас, сэр, эти материалы не меняют вашего ученого мнения?

Кумачаи молчит.

– Надеюсь, сэр, вы теперь понимаете, что Каролине Полимус незачем было предохраняться?

– Вероятно, да. – Кумачаи стоит как в воду опущенный. Мне становится даже жалко его. – У меня все из головы вылетело, – говорит он, обращаясь к Нико и Мольто.

– Сэр, теперь-то наконец со стопроцентной уверенностью можно утверждать, что вечером первого апреля Каролина Полимус пользовалась противозачаточными средствами?

Кумачаи молчит.

– Ей не было необходимости это делать, – резюмирует Стерн.

Кумачаи поднимает голову. Трудно сказать, о чем он сейчас думает. Скорее всего сгорает от стыда.

– Есть необходимость просить судебную стенографистку зачитать мои последние вопросы?

Кумачаи отрицательно качает головой.