— Проблема с искусственными копиями, — вмешался Бен, не давая Кристиану ответить, — в том, что они способствуют развитию мутантных форм той болезни, с которой должны бороться. Так было с антибиотиками и гербицидами, но вот с естественным хинином из хинного дерева такого не случалось, что примечательно. Ни один штамм паразитов, вызывающих малярию, не способен сопротивляться естественному лекарству так, как синтетическим противомалярийным средствам.

Джек протянул руку и потрогал лоб Клер, словно чтобы проверить, нет ли у нее жара.

— Ты принимала свой хлорохин?

— На этих высотах нет малярии, — огрызнулась она.

Он убрал руку с ее лба, легонько скользнув ладонью по щеке девушки.

— Здесь нет, зато в некоторых долинах есть. А паразиты могут жить в твоей крови несколько недель.

Когда дело касается выживания, решила Клер, главное — постоянно меняться и менять свое обличье; и никому это не удавалось лучше, чем Джеку. За обедом ее родственник рассказал историю об одном шамане, увлеченно подражая речи и жестам туземца. Этот спектакль, на фоне гор и занавеса деревьев, преобразил Джека.

— Если я вижу человека, который толст, и утомлен, и не может удовлетворить свою жену, и который постоянно хочет пить, — сказал Джек-шаман, Джек-лицедей, — тогда я привожу его к одному улью в лесу, и на этом месте мочатся мужчины. Если потом я вижу, что пчелы жадно бросаются на мочу этого больного человека, то тогда я знаю, что должен дать ему вот эти фрукты. — Сняв личину, Джек добавил: — Эти фрукты — противодиабетическое средство, эффективны для семидесяти процентов диабетиков. Пчелы слетаются на мочу этого парня потому, что в ней сахар. — Уголки его губ загнулись книзу, являя насмешливую противоположность улыбке, — он всегда так делал, когда втайне забавлялся.

Бен, комментируя актерские способности Джека, заметил, что каждый из членов группы с подъемом меняет свою структуру.

— Как хинные деревья.

Позади Джека облака тянулись вверх, с разгоряченной земли горных пастбищ к холодному небу, превращая дымку тумана в грозный застывший лес мертвенно-белых и пепельных тонов. Как долго нужно видоизменяться, гадала Клер, как далеко придется забрести от своих корней, прежде чем наши ветви научатся расти по-новому? Везде, куда бы она ни взглянула, ей виделись дурные знаки и зловещие предзнаменования.

В тот вечер Ник привел ее в тихое место на краю деревни, в которой они остановились, и прижал к ее ушам свои мягкие наушники.

— Угадай, что это.

Она тщательно вслушивалась, сознавая, что он пытается склеить трещину, пролегшую между ними, но поначалу не слышала ничего, кроме сухого шороха, за которым последовал звук, будто к ее уху поднесли морскую раковину. И снова сухой шорох.