Плавно, по-кошачьи приподнялся. Еще раз, но уже внимательней осмотрелся. Все тихо. Тихо, но как-то не по-настоящему.
Кто и что уготовил ему сегодня?
Со дня на день ожидает очередного, неизвестного. День этот все оттягивается. Когда наступит этот подкрадывающийся волчий час? Неестественно, трудно ждать того, что должно было давно уже свершиться.
Вчера в небольшую родниковую выемку посмотрел на себя: темная щетина бороды, грязные выгоревшие волосы. Глаза помешанного: усталые, подозрительные.
После годов вне монастыря лицо приняло более мирской характер. А за время пребывания в России стало и добрее. Сейчас же снова почувствовал себя каким-то неземным, покинутым.
Все чаще появлялось желание лечь, заснуть и долго-долго не просыпаться. Забыть все: погоню, стрельбу, удары, зуд опасности и зуд ноющих мелких травм на теле.
Удивляло то, что сам свидетель того, как постепенно выходит за рамки контролирующего себя существа. Но ничего поделать не мог. Он раб одной цели: дойти до монастыря. Все остальное находилось где-то за пределами сознания.
…Рус уже стоял. Вокруг ни души. Тишина. Интуитивно присел. Глаза остро прошили цепляющимся взглядом ближайшую траву, землю, деревья, шумливые ветки низкого кустарника.
Одно деревце стояло особняком по отношению к остальным. На одном из его обломанных сучков висела крошечная кора того же дерева.
Скользнув еще раз глазами вокруг себя, в три прыжка оказался рядом.
Так и есть. Сердце бешено заколотилось. До слез знакомые письмена, почерк царапин настоятеля. Иероглифы. Так, по-своему, выводить мог только он. От нахлынувших воспоминаний и родных чувств затуманилось в голове. Чтобы не упасть, углубился в тень дерева, сел.
Все ясно и ничего не понятно. Но как они смогли? Почему так осторожничают? В распухшей от усталости голове все спрессовалось в один болезненный ком: и предчувствие приближающейся опасности, и постоянная готовность броситься на врага раньше, чем тот задумает, и сверх меры булькающая в крови злость к преследователям, не дающая покоя ни днем, ни ночью. Боязнь не так понять тех из братьев, которые встретятся на пути. Рваный голод, когда изредка случается возможность выпросить у какого сердобольного путника или крестьянина кусок чего-нибудь съестного.
На воде было много проще. Там высыпался в сампанах. В портах можно было набрать продуктов. Прямой опасности в море не чувствовал. Было спокойнее. Даже брился. На суше не то. Постоянная настороженность изматывала. Не позволяла расслабиться, отдохнуть. Каждое селение, которое проходил стороной, каждая фанза, стоящая на пути, джунгли, горы — все мерещилось затаившейся опасностью. И так долгие дни.