— Что-о! — на что-то наткнувшись в мыслях, прорычал Чан. — Ниже опускайте вертолет.
Он взял бинокль.
— Бутафория, гады! Надувные. Только по плечи. Ровно столько, сколько видно из-за укрытия. В бою-то некогда присматриваться.
Чан осклабился. Ему до прозрения стало понятно, почему при небольшой численности монахи смогли умело сдерживать прыть его солдат и офицеров. Ход, серьезно повлиявший на него самого и психологию его людей. Выходило по два-три манекена на одного монаха. Итого три действующие фигуры. Не хотел неоправданных жертв. Если бы догадывался, что тропы закрывают не более трех человек, разве стал бы сдерживаться. Его люди тоже не крестьяне.
Дежурный хлопнул по внутренней обшивке вертолета: «Сходятся».
Борта опустились до высоты ста метров и по-осиному кружили над позициями монахов. Но действия внизу развивались, как и следовало ожидать, независимо от посторонней угрозы. До последнего не открывали огонь. Машины продолжали продвигаться к месту укрытия засады. Когда первая пересекла невидимую запретную черту, неожиданная гулкая, раскатистая очередь распорола напряженную минуту. Эхо крупнокалибера оглушительно затрещало, покатилось по горам, рассыпая предупреждающий визг и щелканье по склонам и ущелмм.
Грузовики резко притормозили. Но так как дальнейшей стрельбы не последовало, то и машины стояли. Никто из них не выпрыгивал, не высовывался.
Передний грузовик снова двинулся с места. И снова бешеная очередь трахнула так, что воздух вторично раскололся над дорогой и вздыбился по отрогам гор. Долгий перекат трескотни больно бил по ушам. Насыпь высоко взвилась песчаными фонтанчиками.
На вертолетах тоже различили непривычно громкую очередь пулемета.
Чан снова взял бинокль.
— Мошенники. Установили пластины на пулеметы. Используют звуковой эффект для подавления воли и решительности. Давят на уши.
Полковник не преуменьшал. С машин никто не спрыгивал.
Но позже, вероятно, последовала команда. Один юнец соскочил с кузова, побежал, резко меняя направление. Но не сделал десяти шагов, вскинул руки и ткнулся лицом в придорожные камни.
Вновь настороженное ожидание.
Пробный рывок второго. Но и его скоро постигла участь первого. Зарывшись голояой, он лежал в позе продолжающего бежать.
Снова недвижность! Выжидание.
— Без сомнения, один пулемет наставлен на нас. Если начнут стрелять, наш гроб примет вид рыболовной сетки.
Слова пилота действовали отрезвляюще на желание открыть стрельбу.
Солнце поднялось уже высоко. Полные, жизнеутверждающие краски наполняли округу, все видимое пространство.
Дурманили воздух ароматом жизни и энергии. Не верилось, что стрельба настоящая и двое, лежащие у обочины, — мертвецы.